Она была совершенно спокойна. Священник ее причастил, она исповедалась, а в качестве бонуса он предложил провести обряд елеопомазания. Она с радостью согласилась. По ее мнению, это служило страховкой. Теперь ей не хотелось, чтобы между пройденным обрядом и моментом смерти произошло что-то, что помешало бы ей увидеть наконец лицо Бога. Совесть ее больше не тяготила. Она попросила прощения за все содеянное ею зло. Отведенное ей время она не теряла впустую, женщинам вообще это не свойственно. Каждое мгновение они стараются потратить с пользой – не для себя, для других. Но как насчет несделанного добра, того, что было оставлено на потом? У нее не было ответа, но ее это уже не волновало. Ей хотелось покинуть этот мир в состоянии благодати. Совсем скоро свершится Его воля, и это станет ее искуплением. Единственное, что оставалось сделать ее душе, – это обрести спасение. Матильда глубоко вдохнула и не закашлялась. Ее легкие раскрылись навстречу морскому воздуху, словно мехи гармони.
Вернулась Николина с одеялом, следом вошла Анина.
– Какая красота, правда? – Матильда смотрела на турмалиново-синее море. Истинное чудо, что она дождалась возвращения весны и весенних красок. И хотя ноги ее не стояли сейчас на берегу, она ощутила, как ступни погружаются в мягкий песок, как морская вода просачивается между пальцами, песок тяжелеет, насыщаясь влагой от прилива. Маленькие розовые рыбки уже кружили вокруг ее ног, пощипывали пальцы. Далеко на горизонте в лучах света клубились коралловые облака, прокладывая дорожку к солнцу. Матильда прищурилась, вглядываясь в белую кромку берега, как вдруг увидела свою мать. Она приподнялась в кресле. К матери бежала маленькая девочка. Матильда узнала ее. «Доменика! Моя Доменика», – прошептала она.
В этот момент Матильда услышала пронзительный рев слона, а может, это трубили ангелы или звучала «Богема» Пуччини? Что бы это ни было, звук казался ей приятным.
Николина заметила, что мать пристально смотрит в сторону пустого пляжа.
– Ты что-то там видишь, мама?
– Она сказала «Доменика».
Но Матильда уже не слышала ее. Она перестала узнавать людские голоса и понимать их язык. Все, что составляло ее сущность, сворачивалось одно за другим, пока душа не воспарила над телом. Сама она превратилась в свет, в лучи ярчайшего белого солнца, оправленного густой синевой.
На террасу вбежал Маттео:
– Мама! – Он наклонился и поцеловал мать. – Ты хорошо выглядишь.
Матильда не откликалась.
– Это я. Твой Маттео, – громко сказал он и перевел отчаянный взгляд на отца, сестру и племянницу. – С ней что-то не так. Вызовите врача! – Видя, что отец не реагирует, Маттео выпрямился и стал лихорадочно хлопать себя по карманам в поисках телефона.
Анина опустилась на колени. Духи, которыми она утром побрызгала бабушку, наполняли воздух ароматом гардении. Анина зарылась лицом в шею Матильды и прошептала: «Все хорошо,
Матильда сделала три коротких вдоха и уронила голову. Анина встала.
Олимпио склонился к жене. Он коснулся рук Матильды, потом перекрестил ее.
– Что происходит? Сделайте что-нибудь! – Маттео пытался нащупать пульс на запястье матери. – Не уходи, мама! – Не услышав пульса, Маттео заплакал и отвернулся.
Встав позади Матильды, Николина положила руки ей на плечи, словно архангел, готовый защитить. По ее щекам беззвучно текли слезы. В ярком солнечном свете лицо Николины казалось гипсовым, как у статуй святых во дворике Сан-Паолино.
Матильду всю жизнь манило море, но все же оно служило лишь красивой картинкой. Теперь небо должно было стать для нее воротами в вечность. Душе ее предстояло подняться сквозь облачный портал к звездам, где Матильду ждали ее мать, дочь, отец, который вырастил ее, и отец, которого она никогда не знала.
– Лети. – Олимпио вытер глаза платком и в последний раз поцеловал жену. – Лети.
Анина в слезах смотрела на море, которое так любила бабушка, но сейчас видела лишь размытое синее пятно.
Под звон колоколов Матильду Мак-Викарс Кабрелли Роффо вынесли из церкви Сан-Паолино. Кипарисы отбрасывали причудливые тени на освещенное утренним светом пространство перед входом. Позади гроба стояли Олимпио, брат Матильды Нино с женой Патрицией, а за ними – ее дети и внуки. Весенний день выдался ни жарким ни холодным, как раз для прогулки по излюбленному маршруту Матильды.
Ида Касичьяро кивнула Джусто Фильоло, который взял ее за руку, когда они выходили из церкви на площадь вслед за гробом и семьей. За ними двинулась многочисленная толпа тех, кто пришел проститься с Матильдой.
– Поверить не могу, что ее нет, – прошептала Ида. – Она все твердила, что скоро умрет, а я просто отказывалась принимать это всерьез.
– Она знала, Ида. – В памяти Фильоло возник день, когда Матильда угостила его золотистым яблоком. – Если мы будем внимательны, нам станет известен и день, и час.
– Это все птица. Та жирная чайка! Клюнула ее и оставила метку смерти. Неважно, примета или микробы, – результат один.
– Это тебе
Ида помотала головой.