Добро не оставляйте на потом

– Прошу вас, осмотрите его. Он был в котельной, – объяснил мужчина, – и не пришел в себя после взрыва.

– У него шок. Его надо показать врачу.

– Пожалуйста. Не могли бы вы его осмотреть?

Доменика вернулась к раненому, ощупала и осмотрела его травмы. Когда она коснулась его лица, молодой человек моргнул и открыл глаза.

– С вами все будет в порядке, – заверила она. Приподняла его голову и подложила под нее подушку.

В дверь стремительно вкатилась сестра Мари Бернар, повязывая поверх своего облачения передник медсестры.

– Что тут у нас, Кабрелли? – спросила она, моя руки.

– Он потерял сознание. Ссадины на груди, сильный ожог на левой руке и глубокая рана на ноге. Это на первый взгляд.

– Я им займусь. Разберитесь в вестибюле. Распределите пациентов по смотровым, сначала тех, у кого травмы тяжелее.

– Да, сестра.

В комнату вошла Стефани с папильотками в волосах:

– Прибыла для выполнения задания, сестра.

Монахиня бросила на нее беглый взгляд.

– Арлетт, подмените меня здесь. Промойте рану на его руке и перевяжите. Ногу стоит осмотреть доктору.

Сестра Мари Бернар и Доменика вышли из смотровой, незнакомец поспешил за ними. Он попытался уловить, о чем они говорят, но сестра понизила голос, чтобы ее могла слышать только Доменика.

– Пусть Арлетт снимет эти тряпки с головы, когда закончит.

– Хорошо, сестра.

– И что это за медсестра, которую будят посреди ночи, а у нее на губах помада?

– Видимо, она не спала, сестра, – тихо ответила Доменика.

Монахиня повернулась к мужчине:

– Вы кто такой?

– Я капитан «Бойдауна» Джон Лоури Мак-Викарс. – Он отдал честь монахине. – А это мои люди. Мой экипаж.

– Мне нужен ваш судовой манифест[92]. И нам необходимо оформить пострадавших. Всех до единого, – объявила она капитану. – Займитесь бумагами, Кабрелли. И осмотрите капитана, мне не нравится его шея.

– Да, сестра. – Доменика наклонилась ближе к монахине: – Это война?

– Никто ничего не знает. – Сестра Мари Бернар направилась в палату, чтобы проверить койки.

Капитан пошел по коридору за Доменикой.

– Суровая у вас монахиня.

– Вам придется по душе ее прямота, когда она будет отстаивать ваших парней. – Доменика открыла дверь свободной смотровой.

– Бернар – странное имя для женщины.

– В честь святого. Святой Бернард Клервоский. Француз. Основал монастырь Клерво и расширил цистерцианский орден.

– О да, знаменитые цистерцианцы…

– Мне надо вас осмотреть. Садитесь.

– Зачем?

– Чтобы описать ваши травмы для доктора Шальфана. – Доменика сняла со стены планшет для записей и взяла карандаш: – Как пишется ваше полное имя?

Капитан произнес все по буквам.

– Сколько вам лет?

– А сколько вам? – выпалил он в ответ.

– По всей видимости, меньше, чем вам. – Она положила планшет на стол и наклонилась к его шее. – Что случилось?

– Сантерленд вцепился в меня.

– Это пациент из первой смотровой?

– Да, он.

Лицом Мак-Викарс походил на благородного искателя приключений с обложки одного из тех американских романов, которыми зачитывались девушки в общежитии и передавали по кругу, как новую пачку сигарет или коробку конфет. Профиль его вполне можно было назвать флорентийским. Густые каштановые волосы, крупный нос и волевой подбородок напомнили Доменике итальянцев, хотя он и говорил по-английски. Выше всех в своей команде, он при этом был широкоплеч и крепко сбит. Зубы ровные, в глубине рта поблескивала золотая коронка. Сине-зеленые глаза искрились, словно поверхность Тирренского моря в летний зной. Удивительно, как мог человек, настолько далекий от ее дома, вызывать подобные воспоминания. Доменика смотрела на него и узнавала что-то очень родное, отчего ее снова и снова захлестывала волна тепла. Ей было неведомо, откуда взялись эти ощущения, потому она не знала, как от них избавиться. До сих пор у нее неплохо получалось заботиться о пациентах, оставаясь сдержанной в эмоциях. Но мужчина, ворвавшийся в госпиталь с раненым на руках, разрушил возведенную ею преграду.

– С вами все в порядке, мисс? – участливо спросил Мак-Викарс.

Доменика покраснела.

– Я просто проголодалась.

Собираясь что-то записать, она сунула руку в карман передника за карандашом, но тут же уронила его. Карандаш закатился под стол. Она опустилась на колени и пошарила по полу.

– Это что, последний карандаш в Марселе?

– Мы постоянно их теряем. Монахинь это раздражает. Война на пороге, а у нас уже не хватает графита.

– Уверен, ваш карандаш еще на шаг приблизит нас к победе.

– Все может быть, капитан. – Доменика сдержала улыбку. Она достала из шкафа и протянула Мак-Викарсу серую пижаму: – Зайдите за ширму и переоденьтесь. Оставьте свою форму и белье в корзине, мы все выстираем и отгладим.

– Мне нет нужды переодеваться.

– Это правила больницы. Вы обязаны. Иначе сестра сама засунет вас в эту пижаму. Не испытывайте ее терпение. Я не раз видела, как она это делает.

Мак-Викарс хмыкнул и скрылся за ширмой.

– Мелани. Так вас называла монахиня?

– Кабрелли. Она называет нас по фамилии.