Добро не оставляйте на потом

– Как по мне, так святой должен быть поэнергичнее, чтобы верующим было к чему стремиться, чему подражать. Да и статуя вышла бы получше, вы не находите? Католикам надо поехать в Шотландию и найти чемпиона по метанию бревна[96] с крепкими ногами, чтобы он позировал. На святого Бернарда не стоило тратить бронзу. Я бы не доверил свою душу тщедушному типу с покатыми плечами и безвольным подбородком, а вы?

– Поздно, я уже молилась ему.

– У вас на носу ровно семь веснушек.

– А у вас небольшой скол на переднем зубе, слева, – парировала Доменика.

– Я упал с лошади.

– Как себя чувствует лошадь?

– Боюсь, давно сдохла. Мне было десять.

– Монахини пригласили вас на завтрак. Я не нашла вас в палате и подумала, что вы уже покинули больницу. Вы, должно быть, проголодались. Я могу отвести вас в трапезную, когда буду уходить.

– Если бы эти святые женщины держали в тумбочках печенье, я не был бы так голоден.

– Надо было напоить вас чаем и накормить.

– Не справляетесь с обязанностями, Кабрелли. Но ничего, я съел макарони в компании очаровательной блондинки.

– Я смотрю, вы тут уже освоились.

– Ну да. А потом выпил соды под присмотром сестры Мари Оноре. Вы монашка?

– Нет.

– Хорошо. А то я их боюсь.

– Почему?

– Их всегда слишком много. Они ходят скопом, будто пчелиный рой.

– За месяц вы уже второй человек, который спрашивает, не монахиня ли я. Может, это знак и мне стоит подумать об этом?

– Ну не знаю. Вы как относитесь к пчелам?

* * *

Трапезная была светлой и солнечной. В высоком камине у дальней стены плясали языки пламени над решеткой, на которой стояли три чайника. В большом зеркале над камином отражались длинный стол, стоящий в центре комнаты, и сидящие за ним монахини.

– Мать-настоятельница хотела с вами поговорить, – шепнула Доменика. – Идите.

– Которая из них она?

– Та, что с большим крестом. Во главе стола.

Доменика наблюдала, как Мак-Викарс, в пижаме и халате, робко приближается к настоятельнице. Она постаралась сдержать улыбку.

– Благодарю вас, матушка, за заботу о моем экипаже. – Мак-Викарс жестом подозвал Доменику: – Сестра, простите, как вас зовут?

– Кабрелли.

Он щелкнул пальцами.

– Сестра, еще раз, ваше имя?

– Доменика.

– Медсестра Доменика Кабрелли отлично поработала.

– Она одна из наших самых способных новеньких.

– Новеньким обычно не хватает опыта. А мисс Кабрелли прошлой ночью руководила отделением как генерал.

– В ее случае «новенькая» означает, что она только готовится пополнить ряды сестер Явления Святого Иосифа.

Мак-Викарс укоризненно посмотрел на Доменику:

– Вы же сказали, что вы не монахиня?

– Не монахиня. Но я молюсь об этом.

Настоятельница осмотрела капитана с ног до головы.

– Могу я взглянуть на ваши руки, капитан?

На покрасневших руках Мак-Викарса были видны ожоги.

– Капитан, я настаиваю, чтобы сестра Кабрелли обработала ваши раны. Они будут кровоточить, а вам не нужна инфекция. – Настоятельница повернулась к Доменике: – Возвращайтесь на завтрак, когда закончите.

* * *

В смотровом кабинете царила идеальная чистота. На кафельном полу не было ни единого пятнышка, как и на окнах, до такой степени прозрачных, что казалось, будто в рамах просто нет стекол.

Мак-Викарс предпочел отвернуться, когда Доменика осторожно протирала обожженную кожу на его руках. Потом она опустила их в тазик, наполненный чистой водой со льдом.

– Простите, но если я сделаю перевязку, не очистив ожоги как следует, останутся шрамы. У вас красивые руки, не хочется их портить.

– Не ждите от меня благодарности за причиненную боль. А вот за комплимент спасибо. Вы неплохо говорите по-английски, мисс Кабрелли.

– Мой английский лучше французского. Я часто дежурю с Мэри Гей Махони. Это одна из медсестер, и она тоже из Шотландии. У нее на кровати чудесное шерстяное одеяло. Говорит, что оно оттуда.

– Как же вы собираетесь отказаться от хороших вещей, когда примете монашество?

– А почему монахиня должна отказываться от красоты? Это один из величайших даров Божьих, разве нет? Вот ваше обручальное кольцо. – Доменика спрятала кольцо в кармашек его больничной рубашки и застегнула пуговицу.

– Это кольцо – знак отличия. Я заслужил его на Великой войне.

– Но вы же были совсем мальчишкой?

– Шестнадцатилетним. Потому я ношу его на мизинце. За эти годы мои руки, кажется, стали больше, чем ноги. Я все думаю, что надо бы подогнать его по размеру.

– Мой отец мог бы это сделать. Он ювелир. И огранщик.

– О, так вы похожи на святую Екатерину[97] – она была богатой светской девушкой, эмансипе своего времени, если угодно, но отказалась от всех удовольствий, чтобы уйти в монастырь. Простите за откровенность, но это то, что мы, шотландцы, называем страховкой от огня. Ты посвящаешь свою жизнь добрым делам и взамен получаешь шанс не попасть в ад, когда настанет твой смертный час.

– Для протестанта вы немало знаете о наших святых.

– Я читал.

– Тогда вам наверняка известно, что не все ювелиры богачи. Мой отец зарабатывает на жизнь и, как любой ремесленник, ждет, когда ему заплатят. И пока он ждет, наша семья сидит без денег и маме нелегко приходится.

– То пир, то голод. И второе явно чаще.