Добро не оставляйте на потом

– Если бы вы любили мужчину, а он не принес вам ничего, кроме огорчений, вы бы вернулись к нему?

– Если речь о Джордже Гэррити из графства Корк[119], мне пришлось оставить его в Макруме[120], когда я стала послушницей. Он чуть с ума не сошел. Говорили, что я разбила ему сердце, что он ни на что не годился, как стул без ножек. Но со временем он смог найти опору. Женился вскоре после того, как я приняла обеты, пять лет спустя. На чудесной девушке. Мэри Роуз Мак-Мастерс из Килларни[121]. Говорят, она рыжая, как солнце. И сейчас у них шестеро детей. Так что любовь находит свой путь, несмотря на преграды.

– Вы не жалеете, что стали монахиней?

– Бывает. Я покинула родительский дом в поисках приключений. В Макруме ничего такого не было. Но по воле Божьей здесь я нашла то, что искала. Мне нравится преподавать, и я даю уроки чистописания. У меня есть свои увлечения. Любовь к Богу заставляет меня оценивать каждый свой поступок, но та же любовь дает мне ответы, когда я в них нуждаюсь.

– Я так устала скитаться.

– Ты больше не размышляла о том, чтобы стать послушницей?

– Когда все это закончится, а оно закончится обязательно, я хочу вернуться домой. Я итальянка, и мое место там. Я скучаю по Виареджо, по своей семье и работе в амбулатории. Если бы я стала монахиней, мне пришлось бы отказаться от всего этого. Боюсь, я не настолько самоотверженна.

Сестра Матильда кивнула. Она все поняла.

– Кто-то может найти себя, где бы он ни оказался. А у тебя есть место, куда ты стремишься, и это вовсе не эгоизм. Просто ты точно знаешь, где тебя больше всего любят и где ты наиболее полезна.

Сестра Матильда вернулась в монастырь. Доменика сунула письмо от Джона в карман фартука и спустилась к реке.

* * *

Окно в спальне Джона Мак-Викарса было зашторено, но на подоконник легла узкая полоска света. Он повернулся на другой бок и крепко зажмурился в надежде досмотреть сон. К счастью, он мгновенно вернулся в то самое место, откуда его выдернул просочившийся свет.

– Куда ты? – крикнул он парившей в воздухе Доменике.

Ветер развевал ее платье, и она поднималась все выше и выше, к облакам.

– Куда ты? – снова крикнул Джон.

Когда Мак-Викарс окончательно проснулся, его лихорадило, во рту пересохло. Он сразу вспомнил, что ему снилось. Он видел Доменику, но она находилась вне его досягаемости. Это был один из тех снов, когда ты должен выполнить задание, но неспособен это сделать, потому что не можешь оторвать ноги от земли.

Еще один шанс, подумал он про себя. Он поспешно встал, оделся и собрал вещмешок. Все письма со стола сложил обратно в конверты и перевязал стопку бечевкой. Прежде чем спуститься вниз, он сунул письма в карман кителя. Бросил вещмешок у двери и пошел к матери на кухню.

– Хочешь тост с фасолью? С беконом? – спросила она.

– Ничего не надо.

– Как ты спал?

– Урывками. Мама, я ухожу из этого дома.

– Куда ты собрался?

Мак-Викарс ничего не ответил. Он достал из кармана пачку писем, написанных Доменикой.

– Мама, что это?

Она побелела. Отвернулась и сняла с плиты чайник.

– Вы скрыли от меня эти письма. Зачем?

– Мой сын не будет иметь дело с итальяшкой.

– Она медсестра. И прекрасный человек.

– Знаю я все про нее, – хмыкнула мать.

– Конечно, вы же вскрывали ее письма, читали их, а потом прятали от меня.

– Они приходили в мой дом.

Мак-Викарс был в ярости, но по многолетнему опыту знал, что гнев ничем не поможет и не заставит мать его понять.

– Я собираюсь к ней, если, конечно, она примет меня после того, что вы сделали.

– Не примет, – заверила его мать.

– Неужели вы думали, что, напечатав от моего имени письмо на своем старом «Ундервуде», вы помешаете мне жениться на женщине, которую я люблю?

Мак-Викарс схватил свой мешок и ушел.

Гризель открыла газету «Дейли миррор», лежавшую на кухонном столе. Она прочитала первую страницу, затем медленно перевернула ее, чтобы прочитать вторую. Поправила очки на носу и остановила взгляд на статье, которая привлекла ее внимание.