Добролёт

Иннокентий. Николай Францевич, давайте, как говорится, вернемся к нашим баранам. Вам бы не ко мне, а к иркутским купцам стопы свои направить. Овес, ячмень – у них. Если купцам будет выгодно, они не только до Америки, но и в Шанхай его доставят. Как говорят печники, если нет тяги, то и печь – одни кирпичи. Вот трубка. Нет тяги – и не раскуришь.

Лажкин(глядя на трубку). Видно, забилась. Как вы это, верно подметили, владыко. (Лажкин делает паузу.) Компания дает купцам преференции. Но и церкви помогает.

Иннокентий. От своих трудов мы не ищем выгоды. Бог – есть любовь. Какие же с любви могут быть проценты? Но ваша тревога мне понятна. Людей в Америку надо не ссылать, а чтоб они сами хотели туда ехать.

Лажкин. И я о том же.

Иннокентий. Боюсь, потеряли мы Америку. Нет людей – нет разумной политики в отношении колоний.

Лажкин. Нам с вами надо быть заодно.

Иннокентий. Компании надобно брать большие расходы по обустройству заморских территорий. И сделать это можно посредством присоединения Амура. Чтоб удержать дальнее, надо обустроить ближнее. У нас почти нет дорог до Иркутска.

Лажкин. Владыко, у нас нет даже дорог к Черному.

Иннокентий. Еще раз повторю, Амур самая удобная дорога к океану.

Лажкин. Как к вам достучаться – не пойму. Вроде бы говорим про одно, а в результате: кто в огород, а кто и от ворот.

Иннокентий. Вы пришли поговорить, так говорите. Я не меньше вас думаю о моих американских чадах. Но я не политик. Я богослов. Может, вам следовало все ваши заботы высказать Муравьеву?

Лажкин. Но мне хотелось вначале послушать вас. И по возможности заручиться поддержкой.

Иннокентий. Свои мысли я вам высказал.

Лажкин(примирительно). Умные люди говорят, что любовь и голод правят миром. Владыка, хочу поделиться с вами еще одной своей, личной, так сказать, заботой. К-хе, к-хе! Надумал я взять в жены девицу. Прошу вашего совета, а если позволите, и благословения. Я вдовец, но еще полон сил.

Иннокентий. Такой вопрос вы можете решить и без моего совета.

Лажкин.

Как сказать. Разница в возрасте. Мое положение в обществе. Скажу прямо, ваше благословение поможет снять многое.

Иннокентий. И кто же ваша избранница?

Лажкин. Ваша крестница, дочь Катышевцева – Ефросинья.

Иннокентий. Если есть согласие, то в чем же дело?

Лажкин. Хочу просить вашего благословения.

Иннокентий. А вы у нее спросили?

Лажкин. Согласие есть. Родителя. Я не думаю, что она будет против. Мы будем жить в Санкт-Петербурге. У нее появится возможность путешествовать, увидеть Европу. Согласитесь, во всех отношениях это выгодное предложение. Ее папенька, Петр Данилыч, уже дал свое согласие.

Иннокентий. Вот как! (Подумав немного.) Судьба простой девушки похожа на судьбу России. Ее завлекают, заманивают яркими картинками. А потом продают. Вот такие у нас амурные дела.

Лажкин. Владыко, вы это о чем?

Иннокентий. Да я все о наших американских колониях. Разлад в душе – разброд в делах. Николай Францевич, Фрося мне не чужой человек. Я бы хотел, чтобы она была счастлива.

Лажкин. Так и я хочу. В нашем возрасте на любовь и все прочее уже смотришь более прагматично. У молодости есть определенные достоинства. Но и недостатков полно. Не буду скрывать, Петр Данилович мне интересен как партнер. Повторюсь, мы с ним уже о некоторых деталях нашего взаимодействия проговорили. И договор составили.

Иннокентий. Так зачем было идти ко мне? (Настенные часы начинают отбивать время. Затем колокольчики выводят мелодию: «Вечерний звон, вечерний звон».)

Яшка-тунгус(глядя на часы). Батюшка. Нам уже пора ехать. А то неудобно – ждут.

Иннокентий. Давайте, Николай Францевич, вернемся к этому разговору чуть позже. Меня уже, действительно, заждались.

Лажкин. Не смею вас задерживать.

Иннокентий(Яшке-тунгусу.)

Ты иди, предупреди Свербеева.

Лажкин. Вы к Муравьеву?! Так может, на моей карете? Я вас подвезу.

Иннокентий. Свербеев на кошевке[2]. Он уже который раз сегодня приезжает. (Лажкин приподнимается с дивана). Вы Николаю Николаевичу поведайте о нашем разговоре.

Яшка-тунгус(быстрым шагом входя в комнату). Владыко! Здесь, в сенях, эта. (Крутит возле виска пальцем.) Я сейчас ее прогоню.

Иннокентий. Я тебе прогоню. Зови!

(Входит Мария, падает на колени и, заливаясь слезами, пытается поцеловать ноги Иннокентия.)

Мария. Батюшка, прости меня, грешную! Я узнала, кто вы, и пришла вернуть вам деньги.

Иннокентий. А если бы не узнала?