Советский Екатеринодар в те дни готовился к бою. В крае уже началось постепенное преобразование революционных войск и красногвардейских отрядов во вновь создаваемые части Красной армии. 23 марта (5 апреля) главнокомандующий Юго-Восточной революционной армией А.И. Автономов отдал приказ комиссарам отделов немедленно организовать комиссии по формированию частей и начать запись добровольцев в Красную армию. 24 марта (6 апреля) военный отдел Екатеринодарского Совета объявил в Екатеринодаре революционную мобилизацию[407]
. Представитель Всероссийской коллегии по формированию частей Красной армии телеграфировал в Коллегию о ходе мобилизации на Кубани: «Работа идет успешно, поступает много добровольцев, точное количество их затрудняюсь сообщить, ибо все отправляются на фронт против Корнилова»[408]. В городе сосредоточивались вооруженные отряды, прибывавшие со всего края, велось усиленное формирование из добровольцев. Однако, несмотря на наличие в распоряжении советского командования значительных сил, его действия не отличались высокой организованностью и активностью. Среди причин, обусловивших успех переправы Добровольческой армии у Елизаветинской, некоторые белогвардейские источники особо подчеркивают отвлекающие действия в направлении разъезда Эйнем со стороны подразделений 1-й бригады 25–26 марта (7–8 апреля), которые, по всей вероятности, ввели советское командование в заблуждение[409]. В то же время, судя по свидетельствам добровольцев, 2-я бригада имела боевые столкновения с противником как при переходе от Георгие-Афипской к переправе, так и вечером 26 марта (8 апреля) на правом берегу Кубани[410]. Таким образом, нельзя предположить, что движение Добровольческой армии к Елизаветинской осталось незамеченным советскими войсками и их командованием. Тем не менее энергичных мер с целью воспрепятствовать переправе принято не было. 27 марта (9 апреля), когда Корнилов уже стоял в окрестностях Екатеринодара и приступил к мобилизации казаков в близлежащих станицах, штаб революционных войск Северного Кавказа объявил город на осадном положении.Данные, отражающие соотношение сил обеих сторон перед началом и непосредственно в ходе сражения за Екатеринодар, носят оценочный характер и значительно различаются в разных источниках. А.П. Богаевский сообщает, что, по сведениям, которыми располагало добровольческое командование, Екатеринодар защищали 28 тыс. человек при поддержке 2–3 бронепоездов и 20–25 орудий[411]
. А.И. Деникин приводит более осторожные цифры: до 18 тыс. бойцов в передовой линии, 2–3 бронепоезда, 2–4 гаубицы и 8–10 легких орудий. При этом он справедливо замечает: «Какова их действительная численность не знали ни мы, ни, вероятно, большевистское командование»[412]. В то же время необходимо иметь в виду, что в течение всей обороны к городу подходили подкрепления, поэтому количество оборонявшихся, несмотря на потери, возрастало. Н.А. Ефимов, опираясь на отечественные источники, сообщает, что советские войска в городе насчитывали в своих рядах до 35 тыс. бойцов[413]. Оценивая данные о силах добровольцев перед штурмом Екатеринодара, следует исходить из того, что с момента реорганизации армии в Ново-Дмитриевской ее численность, вероятно, незначительно возросла за счет мобилизаций кубанцев, производимых в станицах, но с учетом понесенных потерь, едва ли могла превысить 7 тыс. бойцов. Таким образом, Добровольческая армия численно уступала екатеринодарской группировке советских войск в 4–6 раз. Успешный исход операции при подобном соотношении сил был возможен только в результате реализации некоего смелого неординарного плана либо при неординарном стечении обстоятельств, иначе говоря, – благодаря чуду.В связи с этим обращает на себя внимание содержание и качество данных разведки, которыми располагало добровольческое командование. Явный недостаток конкретной информации о силах противника в городе усиленно компенсировался множеством сведений общего характера, призванных свидетельствовать о слабости и неустойчивости советской власти (срыв мобилизации, раскол в местных Советах, «бегство» Сорокина и т. п.)[414]
. Сводки сведений разведывательного отделения штаба армии за период, непосредственно предшествовавший штурму Екатеринодара (23–27 марта (5–9 апреля)), отличает весьма успокоительный тон, как бы направленный на то, чтобы уверить командование в предстоящем успехе. Анализ сводок позволяет сделать вывод, что разведка Добровольческой армии, не будучи чуждой общему настроению, на данном этапе работала не столько на подготовку достоверной информации для командования, сколько на обслуживание известного военно-политического решения.