Дочь фортуны

Кулинарные таланты самой Элизы воспринимались Соммерсами с тем же безразличием. Они наслаждались ее блюдами молча и меняли тему, если кто-нибудь из гостей начинал их хвалить, зато ее вымученные фортепианные экзерсисы всегда отмечались незаслуженной овацией, хотя Элиза только и умела, что аккомпанировать чужому пению. Всю жизнь Элиза наблюдала, как ее приемная мать что-то записывает, но никогда не спрашивала, что именно та пишет, и никогда не слышала, чтобы такие вопросы задавал Джереми или Джон. Элизе было любопытно узнать, куда дядя Джон тайком увозит записи Розы, но она сама догадалась, что это один из основополагающих секретов, на которых зиждется равновесие в семье, и проникнуть в него – значит разрушить карточный домик, в котором они живут. Джереми и Роза давно уже спали в своих комнатах, а Джон после ужина, скорее всего, отправился на конную прогулку. Хорошо зная привычки капитана, Элиза могла представить его на пирушке с подругами легкомысленного поведения – из тех, что здоровались с ним на улице, когда рядом не было мисс Розы. Элиза представляла себе, что они вместе пьют и танцуют, но, поскольку о проститутках при ней говорили только шепотом, ей не приходила в голову мысль о более запретных делах. Возможность за деньги или ради веселья заниматься тем, чем они с Хоакином занимались по любви, находилась за пределами ее понимания. По подсчетам Элизы, дядюшка вернется никак не раньше утра – именно поэтому она страшно перепугалась, когда на первом этаже кто-то схватил ее за руку. Элиза почувствовала близкое тепло большого тела, в лицо ей пахнуло крепким алкоголем и табаком, и она сразу же угадала, что это дядя Джон. Элиза пыталась высвободиться, одновременно придумывая, как объяснить, что в такой час она оказалась внизу, в одной ночной рубашке, но капитан решительно протащил ее под руку до библиотеки, освещенной лишь тусклым светом луны. Он усадил племянницу в английское кожаное кресло дяди Джереми, а сам уже искал спички, чтобы зажечь лампу.

– Ну вот, Элиза, а теперь ты мне расскажешь, что, черт подери, с тобой творится, – приказал он тоном, каким никогда прежде с ней не разговаривал.

И в этот момент Элиза ясно поняла, что надеялась напрасно: капитан не будет ее союзником. Терпимость, которой так кичился Джон, к ее случаю не относится: коль скоро речь идет о добром имени семьи, он сохранит верность брату и сестре. Элиза гордо посмотрела дяде прямо в глаза и продолжала молчать.

– Роза говорит, ты крутишь роман с недотепой в рваных туфлях, – это правда?

– Дядя Джон, я видела его два раза в жизни. Много месяцев назад. Я даже имени его не знаю.

– Но ведь ты его не забыла, верно? Первая любовь – она как оспа: оставляет неизгладимые следы. Вы встречались наедине?

– Нет.

– Я тебе не верю. Ты за кого меня держишь, Элиза? Да любому ж дураку видно, насколько ты переменилась.

– Дядюшка, я заболела. Поела зеленых фруктов, и теперь у меня в животе бурлит, вот и все. И прямо сейчас я шла в туалет.

– У тебя глаза как у течной суки.

– За что вы со мной так, дядюшка!

– Ну прости, девочка. Разве ты не видишь, что я тебя очень люблю и поэтому беспокоюсь? И не могу допустить, чтобы ты себе жизнь поломала. У нас с Розой есть замечательный план… хочешь поехать в Англию? Я могу устроить так, что вы с ней вместе отправитесь через месяц, этого времени хватит, чтобы купить все, что нужно для путешествия.

– В Англию?

– Поедете первым классом, как две королевы, а в Лондоне поселитесь в чудесном пансионе всего в нескольких кварталах от Букингемского дворца.

Элиза поняла, что тетя с дядей уже решили ее судьбу. Меньше всего ей хотелось отправиться в противоположную от Хоакина сторону, обрекая себя на то, чтобы их теперь разделяло целых два океана.

– Спасибо, дядюшка. Мне бы очень хотелось побывать в Англии. – Девушка постаралась изобразить как можно больше нежности в своем голосе.