Дочь фортуны

В годы войны душа мастера рвалась на части, он утратил душевное равновесие, к которому стремился в течение долгих лет. Его рассеянность и пренебрежение материальной стороной жизни обострились настолько, что Тао Цянь был вынужден кормить его с рук, если учитель несколько дней проводил без еды. Его финансовые дела запутались, и в дверь начали стучать кредиторы, но мастер их презрительно прогонял, ибо считал, что все денежные вопросы суть постыдная повинность, от которой мудрецы свободны в силу своей природы. В старческом помрачении этих последних лет чжунъи

позабыл о своих добрых намерениях усыновить ученика и подыскать ему хорошую супругу; на самом деле разум его помутился настолько, что временами старик в растерянности застывал, глядя на Тао Цяня, не в силах вспомнить его имя и найти для него место в лабиринте лиц и событий, мелькавших в его голове без всякого порядка и сообразности. Но учителю вполне хватало здравомыслия, чтобы распланировать детали своих похорон, ведь для благородного китайца самое важное событие в жизни – это похороны. Мысль положить конец своему отчаянию путем изящной смерти давно уже не покидала мастера, но он дожидался развязки войны с тайной и бессмысленной надеждой увидеть триумф Поднебесной империи. Он не мог выносить высокомерия чужестранцев, он глубоко презирал грубых фаньгуй

, белых призраков, которые не моются, пьют молоко и алкоголь, совершенно не понимают элементарных норм хорошего воспитания и неспособны должным образом почтить своих предков. Торговые договоры представлялись старику милостью, дарованной императором этим спесивым варварам, которые, вместо того чтобы склониться в знак благодарности и почтения, требовали все больше и больше. Подписание Нанкинского договора явилось для чжунъи

последним ударом. Император и каждый житель Китая, вплоть до самых ничтожных, утратили честь. Как можно восстановить достоинство после подобного оскорбления?

Старый мудрец отравился, проглотив золото. Вернувшись из очередного путешествия по окрестностям в поисках трав, Тао Цянь обнаружил его в саду – чжунъи

лежал на шелковых подушках, одетый в белое в знак траура по себе самому. Рядом стояла чашка еще теплого чая и лежала влажная кисточка. На маленьком столике осталось недописанное стихотворение, на тонком пергаменте сидела стрекоза. Тао Цянь поцеловал руки человека, который так много ему дал, а потом задержался на мгновение, чтобы восхититься прозрачностью крыльев в закатном свете, – именно так поступил бы его учитель.

На похоронах мудреца собралась целая толпа, потому что за свою долгую жизнь он помог тысячам людей жить в добром здравии и умереть без страданий. Чиновники и представители правительства шествовали со всей торжественностью, поэты декламировали свои лучшие стихи, а куртизанки были одеты в шелка. Знаменитый предсказатель определил благоприятную дату для погребения, а мастер похоронных принадлежностей обошел дом покойного, чтобы запечатлеть предметы, которыми тот владел при жизни. Мастер медленно проходил по комнатам, ничего не записывая и не измеряя, но под своими широкими рукавами он делал пометки ногтем на вощеной табличке; после обхода мастер сделал миниатюрный домик из бумаги, воссоздал каждую комнату с меблировкой и любимые предметы покойного – всему этому предстояло сгореть вместе с пачками денег, тоже сделанных из бумаги. В ином мире старец не должен испытывать нужды в том, чем наслаждался при жизни. Огромный гроб, украшенный не хуже императорской кареты, проехал по улицам города между двумя рядами солдат в парадной форме, а впереди ехали всадники в ярких одеждах и шли музыканты с цимбалами, барабанами, флейтами, колокольчиками, металлическими треугольниками и набором струнных инструментов. Шум стоял несусветный, что соответствовало значимости покойного. На могилу возложили цветы, еду и одежду, зажгли свечи, воскурили благовония, а потом сожгли деньги и замечательный бумажный домик. А еще на могилу водрузили деревянную родовую табличку, покрытую золотом, с гравированным именем учителя – это место для его души, а тело возвращалось в землю. Забрать табличку после похорон полагалось старшему сыну: он должен был поместить ее у себя дома на почетном месте рядом с табличками других предков по мужской линии, но у старого врача не было сына, который мог бы взять на себя эту обязанность. Тао Цянь был простой слуга, и предложить себя для этой миссии было бы непростительным нарушением этикета. Парень по-настоящему переживал смерть хозяина; он был единственным в толпе, чьи слезы и стоны полнились настоящей болью, но родовая табличка осталась в руках у далекого племянника; отныне его моральный долг – складывать подношения и молиться перед табличкой каждые две недели и во все праздничные дни.