Дочь фортуны

Полгода спустя Тао Цянь обзавелся надежной клиентурой и больше не бедствовал. Он перебрался в комнату с окном, меблировал ее большой кроватью, которая пригодится после свадьбы, креслом и английской конторкой. Еще Тао Цянь прикупил себе кое-что из одежды: он уже много лет мечтал о хороших нарядах. Молодой человек принял решение учиться английскому, потому что быстро понял, за кем в городе власть. Горстка британцев контролировала весь Гонконг, устанавливала и применяла законы, заправляла торговлей и политикой. Фаньгуй

жили в отдельных кварталах и общались только с богатыми китайцами; дела всегда велись по-английски. А великого множества прочих китайцев, населявших то же время и пространство, для англичан как будто не существовало. Самые изысканные китайские товары через Гонконг отправлялись в модные салоны Европы, очарованной этой далекой древней культурой. «Китайщина» вошла в моду. Шелк произвел переворот в моде, не обошлось и без изящных мостиков с фонарями и ивами – то была имитация закрытых садов Пекина; крыши пагод теперь украшали беседки, декоративные драконы и цветы черешни пестрели на любых поверхностях. Не было ни одного английского особняка без гостиной в восточном стиле: с коромандельской ширмой

[17]

, с коллекцией фарфора, с веерами, которые детские ручки вышили «запретными стежками»[18], и с императорскими канарейками в резных клетках. Корабли, увозившие эти сокровища в Европу, возвращались не порожняком: они доставляли из Индии опиум для контрабандной торговли и дешевые безделушки, отнимавшие рынок у мелких китайских производителей. Чтобы вести торговлю в собственной стране, китайцы были вынуждены конкурировать с англичанами, голландцами, французами и американцами. Но главной бедой был опиум. В Китае он с незапамятных времен использовался для развлечения и в медицинских целях, однако, когда рынок наводнили англичане, он превратился в не поддающийся контролю порок. Наркотик проник во все слои общества, которое размягчалось и крошилось на части, как подгнивший хлеб.

Поначалу китайцы смотрели на чужаков с презрением, отвращением и чувством превосходства людей, считающих себя единственными представителями цивилизованного мира, но за несколько лет иностранцы заставили себя уважать и бояться. Европейцы же, в свою очередь, тоже держались, исходя из постулата о своем расовом превосходстве и выдавая себя за провозвестников цивилизации в стране, где обитают грязные, некрасивые, слабые, шумливые, продажные, дикие люди, поедающие кошек и змей, убивающие собственных новорожденных дочерей. Мало кому было известно, что эти китайцы начали пользоваться письменностью на тысячу лет раньше европейцев. Пока коммерсанты продвигали в стране культуру наркотика и насилия, миссионеры пытались проповедовать Слово Божье. Христианство следовало насаждать любой ценой, это была единственная истинная вера, и то обстоятельство, что Конфуций жил на пятьсот лет раньше Христа, ничего не меняло. Европейцы едва считали китайцев людьми, но все равно стремились спасти их души и платили за обращение рисом. Новые христиане съедали свою порцию божественной взятки и отправлялись в соседнюю церковь за новым обращением, немало дивясь обычаю фаньгуй проповедовать свои верования так, будто это единственная истина. Для практичных терпимых китайцев духовность ближе к философии, нежели к религии; это вопрос этики, но ни в коем случае не догмы.