Дочь фортуны

Тао Цянь целиком отдался своему вдовству, его жизнь превратилась в отчаяние. Он устроил алтарь с портретом Лин и ее вещами и часами просиживал перед ним в одиночестве. Он перестал лечить больных, отошел от учебы и экспериментов, которые так сдружили его с Эбенизером Хоббсом. Ему были отвратительны советы англичанина, утверждавшего, что «клин клином вышибают» и что лучше всего справляться с болью в портовых борделях, где вдовец найдет для себя столько женщин с деформированными ступнями (так Хоббс именовал золотые лилии), сколько сам пожелает. Да как может этот фаньгуй

предлагать такой вздор? Никому не под силу заменить Лин, он никогда не полюбит другую – уж в этом Тао Цянь был уверен. В этот период он был благодарен щедрому Хоббсу только за бутылки виски. Летаргия алкоголя продлилась несколько недель, пока у Тао Цяня не кончились деньги и ему не пришлось понемногу распродавать и закладывать вещи, а потом однажды он не смог заплатить ренту за дом и перебрался в затрапезную гостиницу. И тогда Тао Цянь вспомнил, что он чжунъи, и снова взялся за работу, хотя она давалась ему нелегко; доктор ходил в грязной одежде, с растрепанной косой и редко брился. Поскольку Тао Цянь пользовался хорошей репутацией, пациенты с покорностью бедных людей терпели его неприглядный вид и пьяные ошибки, но теперь к нему приходили все реже и реже. Эбенизер Хоббс тоже перестал звать Тао Цяня для консультации в сложных случаях, потому что перестал доверять суждениям китайского врача. До сих пор двое коллег превосходно дополняли друг друга: англичанин наконец-то получил возможность проводить рискованные хирургические операции – благодаря мощному снотворному и золотым иглам, способным заглушать боль, останавливать кровотечение и ускорять рубцевание шрамов, а китаец учился пользоваться скальпелем и другими методами европейской медицины. Однако теперь, когда у Тао Цяня дрожали руки, а глаза туманились хмелем и слезами, он был скорее опасен, чем полезен.

Весной 1847 года судьба Тао Цяня снова резко переменилась – такое с ним случалось не раз. По мере того как Тао Цянь терял постоянных пациентов и за ним все больше закреплялась репутация ненадежного врача, ему приходилось все чаще практиковать в бедных кварталах, где никто не спрашивал рекомендаций. Работа была рутинная: ушибы, ножевые и пулевые ранения. Однажды вечером Тао Цяня срочно вызвали в таверну, чтобы он зашил рану моряка после серьезной потасовки. Врача отвели в заднюю комнату, где без сознания лежал мужчина – голова его была похожа на лопнувшую дыню. Противником в схватке был великан-норвежец: он поднял тяжелый деревянный стол и, как дубиной, отбивался им от нападавших – компании китайцев, решивших проучить чужака. Китайцы набросились всем скопом, они искрошили бы норвежца в салат, если бы на помощь ему не пришли другие моряки с севера, которые пили в этом же заведении, и то, что начиналось как перебранка пьяных игроков, превратилось в межрасовую битву. Когда подоспел Тао Цянь, те, кто мог ходить, давно уже убрались подальше. Норвежец вернулся невредимым на свой корабль под конвоем двух английских полицейских, и на виду оставались только окровавленная жертва, хозяин таверны, и помощник капитана, которому удалось выпроводить полицию. Если бы раненый был европейцем, он определенно попал бы в британский госпиталь, но, поскольку речь шла об азиате, портовые власти не стали сильно утруждаться.

Тао Цяню хватило одного взгляда, чтобы убедиться, что ему нечем помочь этому бедолаге с раздробленным черепом и мозгами наружу. Так он и объяснил помощнику капитана, толстому бородатому англичанину.

– Проклятый китаеза! Да разве ты не можешь остановить кровь и зашить ему голову? – потребовал англичанин.

– Ему раскроили череп, что тут зашивать? Он имеет право умереть спокойно.

– Он не может умереть! Мой корабль уходит завтра на рассвете, и этот человек нужен мне на борту! Он ведь кок!

– Мне очень жаль, – почтительно и скорбно ответил Тао Цянь, стараясь скрыть, насколько его раздражает этот неразумный фаньгуй.

Помощник заказал бутылку джина и пригласил доктора выпить. Если повару уже ничем не поможешь, они, по крайней мере, могут опрокинуть по рюмочке за упокой его души, чтобы гребаный призрак после не приходил по ночам хватать их за пятки, мать его растак! – пояснил англичанин. Они уселись в нескольких шагах от умирающего, чтобы неторопливо напиться. Время от времени Тао Цянь наклонялся и проверял пульс; по его подсчетам, раненому оставалось жить не больше десяти минут, но тот оказался крепче, нежели представлялось врачу. Тао Цянь не заметил, что англичанин наливает ему стакан за стаканом, а сам почти не пьет. Вскоре чжунъи захмелел и уже не помнил, как здесь оказался. А еще через час, когда пациент содрогнулся в предсмертных конвульсиях и испустил дух, Тао Цянь об этом не узнал, потому что сам лишился сознания и сполз на пол.