Полевой госпиталь был, по сути, всего лишь заброшенным немецким дотом. Я не могла поверить, что эта единственная тесная темная комнатка – все, что у нас есть. Сооружение, безусловно, было основательным и, судя по виду, пережило множество взрывов, но оно казалось таким крохотным. Я все еще озиралась, не в силах вымолвить ни слова, когда появился начальник госпиталя, заслонивший драгоценный свет, падавший сквозь дверной проем. Он был, как и сказал мне лейтенант, худым, как прутик, мужчиной с растрепанными седыми волосами и жидкими усами. Изможденное лицо и общее сходство с покойником не внушали уверенности, что он и о себе-то может позаботиться, не говоря уже о других. Однако стержень у него действительно был стальной.
– А, подкрепление! – провозгласил он, увидев меня, и сгреб мою руку, чтобы пожать ее с неожиданной энергичностью. – Капитан Янг, необычайно рад вас видеть.
– Сестра Хоксмит, – ответила я, – на подкрепление я, боюсь, мало похожа, но…
– …вас бесконечно долго ждали, и толку от вас, несомненно, больше, – заверил мужчина.
Отпустив руку, он прошелся по бетонной коробке.
– Нам повезло, что у нас есть этот дот, – сказал он. – Прошлый пост первой помощи я разворачивал в землянке. В глубине траншей очень удобно, но адова работа затаскивать и вытаскивать носилки. И парой мешков с песком и деревом от снарядов не заслонишься.
Он с гордостью похлопал по грубой стене.
– А вот это справляется отлично. Могут стрелять из самого крупного калибра, все без толку. Какая, на самом деле, ирония: мы извлекаем выгоду из инженерного мастерства противника.
– Разве дот не маловат? – спросила я.
– По сравнению с чем? Нет-нет, не волнуйтесь; простор – не однозначное благо. Чем больше места, тем больше носилок можно принять и тем больше скапливается раненых. Так их приходится отсылать быстрее. Без колебаний. Вы ведь не склонны колебаться, сестра? Нет, – ответил он на свой же вопрос, – вижу, что не склонны. На это не будет времени. Мы здесь для того, чтобы расчищать дыхательные пути и надежно останавливать кровь, чтобы раненые могли пережить транспортировку в ПППР. Вот и все. На рюшечки с оборочками времени нет. Забудьте про очистку ран. Перевязали и отправили.
– Но ведь, – начала я, – возможность сепсиса…
– …куда меньше, чем возможность того, что на голову раненого упадет бомба, если мы начнем их выстраивать в очередь снаружи. И не раздавайте морфин, как конфеты, ни при каких условия. Сберегите его для тех, кому без него не обойтись.
Я задумалась, как это определить, и представила, что откажу в обезболивающем мучающемуся от боли солдату. На мгновение закрыла глаза. Я могла кое-что сделать. В моем распоряжении были другие средства. И я знала, что могу с их помощью облегчить страдания. Как с капралом Дэвисом.
– Вы хорошо себя чувствуете, сестра? – спросила капитан Янг. – Не склонны терять сознание? Не слабы желудком, надеюсь?
– Вполне хорошо.
– Последнее, что нам нужно, – это женщины, падающие в обморок на каждом шагу…
Настала моя очередь перебить.
– Уверяю вас, я не собираюсь падать в обморок. Даже если и собиралась бы, сомневаюсь, что тут для этого хватит места.
Он взглянул на меня с изумлением, совершенно не уловив шутки, скорее, восхищаясь моей логикой.
– Именно, сестра, именно. Значит, никаких обмороков. Отлично, отлично. А теперь, если вы мне поможете, разложим запасы. Все должно быть под рукой, понимаете? Организация – ключ ко всему.
Моя землянка была всего в нескольких ярдах от дота, и в ней по-прежнему сохранились следы пребывания немецких солдат, покинувших ее, когда союзники отбили несколько пядей земли и продвинули линию фронта немного в глубь Фландрии. Коробка из-под немецкого печенья с улыбающимся ребенком на крышке, он наслаждался одним из
– А, здравствуйте, дорогуша, – произнесла она. – Мне сказали, тут есть сестра. Я Энни Хиггинс.
Она протянула маленькую ручку.
– Элиз Хоксмит. Вас тоже прислали из ПППР?
– Да, из Бомонда.
Она расстегнула шинель и огляделась, ища, куда ее повесить.