Дочери дракона

Два года назад «Гонсон» переехал в четырехэтажное здание из стекла и стали в Итхэвоне. В Сеуле вовсю шло строительство, и «Гонсон» тоже развивался. Теперь тут работало несколько сотен людей, и новых сотрудников нанимали каждую неделю. Компания кипела энергией, и мне очень нравилось быть ее частью.

В вестибюле я поздоровалась с госпожой Мин.

— Доброе утро, госпожа Мин. Прекрасный денек, не правда ли? — Как и каждый день за прошедшие десять лет, она сделала вид, будто не замечает меня.

Когда я подошла к своему столу, господин Хан, старший юрисконсульт «Гонсона», уже стоял у двери своего кабинета, дожидаясь меня. Он уже полностью поседел, но все так же носил стильные синие костюмы. Сегодня господин Хан выглядел озабоченным. Он протянул мне стопку документов и сказал, что их надо перевести сегодня же.

— Это самая крупная сделка, которая когда-либо предстояла нашей фирме, — пояснил он. — Если мы получим хорошую ставку по этому займу, то сможем начать работать и в других отраслях и станем конгломератом, настоящим чеболем

[12]!

— Хорошо, я все сделаю, — сказала я с почтительным поклоном и отнесла документы себе на стол. — Когда закончим с японской версией, нужно переводить на английский?

— Нет, на английском документы не нужны. По этой сделке мы имеем дело только с японцами, американцев вмешивать не будем. Так или иначе, — добавил он с усмешкой, — банк «Диаси» очень хочет вести с нами дела. Надеюсь, они дадут нам хороший процент.

— Сегодня же все будет готово, — пообещала я.

— Отлично, — сказал господин Хан, деловито кивнув. — Да, кстати, представители банка приедут завтра утром. Нам понадобится ваша помощь в переводе. Вы хорошо понимаете японских мужчин.

Господин Хан ушел к себе и закрыл дверь, а я осталась сидеть за своим столом, кипя от гнева. Да уж, в японцах я разбиралась. Они были жестокими, безжалостными, самодовольными и предвзятыми. Даже атомная бомбардировка Хиросимы и Нагасаки и семилетняя американская оккупация не излечили их от самовлюбленности. Но когда генерал Пак сверг корейское правительство, он отдалился от американцев и улучшил отношения с Японией. Теперь корейские предприятия обращались к японцам за помощью в развитии производства. Меня это возмущало. Почему мы ведем дела с бывшими оккупантами? Неужели никто не помнит, что они творили с нами? Со мной?

Я прикрыла глаза, и перед глазами у меня всплыло воспоминание о том, как во дворе станции утешения корейских девушек расстреливали из пулемета. Меня затошнило. Я хотела швырнуть договор на пол и выбежать отсюда, хлопнув дверью. Хотела явиться в Министерство иностранных дел Южной Кореи и рассказать, что со мной сделали японцы. Хотела достучаться до тысяч других женщин, которых, как я слышала, японцы тоже насиловали и мучили на станциях утешения.

Потом я вспомнила про Су Бо, про то, сколько она занималась, чтобы сдать экзамены. Вспомнила, как обещала предкам чтить их. Я подумала о своей новой квартире и о том, что теперь мне не приходится биться изо всех сил ради выживания. Так что я принялась за перевод договора. Я никуда не торопилась, заглядывала в словари и перепроверяла детали, чтобы добиться максимальной точности. Там, где в договоре приводились неоднозначные формулировки и господину Хану следовало соблюдать осторожность, я сделала пометки на полях.

После обеда я закончила перевод и отнесла документы господину Хану.

— Вы хорошо поработали, Чжэ Хи, — сказал он. — Не забудьте, завтра вы нам понадобитесь, чтобы переводить переговоры. Оденьтесь так, чтобы понравиться японцам. Вы же знаете их вкусы.

— Да, господин, — кивнула я, стараясь не выдать своего отвращения.

Когда начальник вернулся к себе в кабинет, у меня на столе зазвонил телефон. Я сняла трубку.

— Чжэ Хи, — сказал голос на том конце телефонного провода, — мне нужно тебя повидать после работы. Сможешь со мной встретиться?

Это звонил Чхве Чхоль Сон, один из старших менеджеров «Гонсона», который дружил с сыном основателя компании. Судя по всему, Чхоль Сон был в меня влюблен. Мы встречались уже почти два года: ходили обедать, а по выходным — в кино. Он всегда был со мной невероятно вежлив, но в последнее время стал намекать, что неплохо бы вывести наши отношения на следующую стадию.

— Сегодня не могу, Чхоль Сон. У меня завтра важная встреча.

— Я знаю про встречу с представителями банка «Диаси», но это тоже важно.

— И еще мне надо домой к Су Бо, — добавила я.

— Я заплачу за такси. Ты будешь дома в то же время, что и обычно.

— Ну хорошо, — сказала я, — только если ненадолго. Где встретимся?

Он попросил ждать его возле конторы на углу через двадцать минут. Я пообещала прийти и повесила трубку. За двадцать минут я перевела письмо американскому субподрядчику и положила его в исходящие. Потом надела пальто и направилась в вестибюль.

По пути вниз мне надо было пройти мимо машинописного бюро. Мун Ком, полная женщина средних лет, как раз в этот момент оторвалась от своей машинки.