Дочери лорда Окбурна

– Нельзя упустить случая в эту торжественную минуту – помириться ей с графом. Надо телеграфировать к леди Лоре. Я буду телеграфировать сама, проезжая станцию Большой Венок.

– Благодарю вас, – сказал Карлтон – за труд, который вы берете на себя. Прощайте, леди Дженни, от души желаю, чтобы вы нашли графа поправившимся к вашему приезду.

На станции Дженни послала депешу и через минуту она с Юдио поехала курьерским поездом в Лондон. Они прибыли в Портленд-Плас в полдень.

Графу было хуже. Смерть приближалась.

Дженни вспомнила прекрасную спальню, которую она сама предназначила для своего отца, и хотела войти туда.

– Не здесь, миледи, – сказал слуга, – выше.

– Выше?

– Графиня лежит в этой комнате. Милорд на втором этаже.

Дженни вздохнула. Как! Это для мисс Летвайт, она оставила свою комнату! Слова слуги казалось, говорили, что графиня больна, но она этим не обеспокоилась. В коридоре набежала на нее обрадованная и удивленная Люси, которая все еще любила осматривать лестницы.

– Ах, Дженни, – сказала она, – повиснув у нее на шее, – действительно ли это ты? По какой причине ты приехала? – Дженни обняла свою сестру.

– Я приехала, чтобы увидеть нашего отца, Люси. Разве уже нет никакой надежды?

– Никакой надежды? – Повторил удивленный ребенок. – Как, Дженни? Кто навел тебя на эту мысль? Он очень хорошо себя чувствует, он почти здоров, страдание почти прошло, а ты знаешь, он сейчас же поправляется, как только перестает страдать.

Дженни не знала, что думать. Телеграмма однако была тревожная, и слуга, указавший ей дорогу сказал ей сейчас, что всякая надежда потеряна.

Доктор Джемс в это время выходил из комнаты графа. Он слышал слова Люси и видел сильное недоумение Дженни. Он поспешил вмешаться в разговор.

– Леди Дженни Шесней, полагаю? Но… позвольте, леди Люси, вы нарушаете приказания. Вы не должны быть сегодня в этом коридоре. Нельзя шуметь около комнаты графа.

– О, доктор Джемс! Я не могла не выйти, когда я увидела свою сестру! Теперь я возвращусь к мисс Сноф. Дженни, придешь ли ты в мою комнату, когда ты увидишь папа?

– Да, конечно.

Дженни, знаешь, у нас маленький бэби! Он такой миленький, и пала называет его «маленький матрос». Ему три дня.

Люси ушла. Тогда Дженни стала расспрашивать доктора.

– Граф, как мне ни больно передать это вам, при смерти. Но. графиня, родившая так недавно, не должна знать о его состоянии. Вот почему мы скрываем это и от Люси, которая сейчас же перескажет ей все.

– А имеете ли вы право, сударь, утаить от графини состояние ее мужа?

– Без сомнения, миледи. Думайте о последствиях, которые может повести за собою эта весть для нее при ее теперешнем состоянии.

Я ни за что в мире не могу взять на себя эту ответственность.

Дженни наклонила голову и, не произнося ни слова, вошла в комнату своего отца. Граф лежал с закрытыми глазами и дышал очень трудно. Смерть была на лице его и Дженни убедилась в этом с первого взгляда. При легком шуме ее шагов он открыл глаза. Лицо его вдруг прояснилось. Он слабо протянул руку. Дженни упала на колени и, громко плача, покрыла эту руку поцелуями.

«О, отец, отец!..»

Кто может сказать, сколько жгучей боли дала Дженни эта минута! Несмотря на женитьбу своего отца, несмотря на жену его, на удаление и разлуку, она, не отдавая себе отчета и не признаваясь самой себе, в душе своей сохранила надежду начать опять когда-нибудь сладкую жизнь вместе, опять стать любимой дочерью и как прежде, окружить отца своею заботой. Каким образом это осуществится, она этого не знала; но тем не менее лелеяла эту надежду. А теперь обожаемый отец был перед нею, на смертном одре, имея только несколько часов жизни впереди!

Удар этот окончательно разбил ее бедное сердце.

Наклонившись над ним, она, казалось, просила у него прощения за свое отчаяние.

Граф Окбурн протянул свою вторую руку и положил ее на голову дочери.

– Не отчаивайся, моя бедная Дженни. Не должны ли мы когда-нибудь войти в эту гавань?

– О, отец, отец! – Повторила она, уничтоженная. – Разве нет более надежды?

– Не для моего корабля, Дженни. Но я перехожу в лучшее судно, которое сделано не рукою человека, машины которого не портятся и дерево которого не подвержено гниению. Я приближаюсь к концу моего путешествия, Дженни.

Она плакала и чувствовала себя не в силах переносить эту боль.

– Отец, разве мы так должны расстаться, будучи так долго разлученными! О, отец, прости мою непокорность. Прости мне все горе, которое я тебе причинила.

– Дитя мое, что ты говоришь? Ты не была непокорна. Это была только одна Лора. Это я тебе оскорбил, Дженни, я знаю, я это чувствовал и я немало страдал от этого. Но видишь ли ты, дорогое дитя, я хотел иметь наследника по прямой линии, и Бог исполнил мое желание.