Дочки-матери

Люся засомневалась: ревела недавно, вдруг заметят. Но оставаться одной было тоскливо, лучше с Ташей пойти. Тем более что в душе чувствовала себя виноватой в случившемся. Вот дура, зачем только Шурку послушала? Купила бы любую игрушку и сейчас сидели бы обе весёлые и чай пили у телевизора. Она сама так старательно избегала воспоминаний о прошлой жизни. Про себя именовала её «старая», а потом началась «новая». И наступила она даже не тогда, когда переступила порог тётиного дома в качестве постоянного жильца, а когда стала явно замечать перемены в себе. Наверное, класса с пятого. Тогда появились первые успехи и признания. Или когда научилась по-взрослому что-то делать для Таши. А следовательно, для семьи. Даже само слово «семья» обрело смысл, именно когда она проявляла заботу. И какие глаза были у тёти при этом. Надо же, она ни разу не назвала Наталью мамой, даже не пыталась. Как с малышового возраста выпалила «Таша», так и осталось. Да и зачем? Разве это может что-то поменять? Если Таша оказалась самой настоящей мамой.

В эту ночь Наталья, конечно, спала плохо. Да ежу понятно было, что не заснёт. Мысленно высказывала Галине всё, что думает и о ней, и о её поступке. Ну, конечно, ругалась, хоть так душу отвела. Думала, к утру пройдёт, но… Так и поселилось в душе неприятное чувство, словно в углу чистой комнаты стоит мусорное ведро. Выносишь его прочь, а оно вновь появляется. В таком напряжении провела больше месяца. Каждый день боялась, что Люся, придя домой, сообщит, как мать поджидала её возле техникума или дома. Но, по счастью, этого не произошло, и постепенно обе предпочли эту тему не поднимать. Словно не было ничего — дурной сон привиделся. Хотя племянница ни под каким видом не соглашалась ездить в сторону «Сокола».

На практику Люся вместе с Шурой и Викой угодили во Дворец бракосочетания на Ленинградском шоссе. Вот тут племянница как на крыльях полетела. Ну повезло-то как, Таша! Ой, мамочки, а она, глупая, боялась угодить в контору какую скучную, где одни тётки злобные над бумажками корпят. Ой, как там! Каждый день свадьбы! Вокруг одни только женихи и невесты и гости нарядные. Таша, представляешь, там прямо весь день музыка играет, вот аж от двери, зашёл — и музыка. Правда, поначалу им пришлось в архиве сидеть, но они по очереди бегали подсматривать в зал регистраций. А потом директорша показывала, как принимать заявления, какие документы спрашивать. Люсю похвалили за исполнительность. И несколько раз поручали относить деньги за марки госпошлины в сберкассу. Люся рассказывала с таким упоением, что забывала про еду. Но и слушатель был благодарный. Наталья всего два раза была в ЗАГСе, один раз — когда выходила за Виктора, но это было скромно и не во Дворце. А второй — в гостях у подруги. И она слушала внимательно, расспрашивала, уточняла всякие интересные детали. И в итоге обе оказывались перед остывшими тарелками и холодным безвкусным чаем.

— Ой, как я туда хочу! — восклицала Люся, стискивая на груди руки.

— А что ж, не возьмут, что ли, после окончания? А ты возьми да скажи директорше, мол, я бы у вас хотела работать. Ты же говоришь, женщина хорошая, не вредная. Чего не спросишь-то?

— Я боюсь, неудобно как-то, — мямлила племянница.

— Пока будешь бояться, троих новых примут, а ты сядешь вон в ЖЭКе и будешь одни кляузы перепечатывать да приказы на увольнения, — категорично замечала Наталья.

До вожделенного места работы Люсе оставалось ещё полтора года учиться, но в боязни упустить такую распрекрасную работу находила время забежать во Дворец — вроде как мимо проходила и зашла проведать. То ли действительно успела примелькаться и воспринимали как свою, то ли и впрямь показалась студентка Ариншина работником аккуратным и уживчивым, но к окончанию техникума покрасневшая от гордости Люся вручила комиссии по распределению заветный запрос.

Отмечали с Ташей и одной из её подруг. Когда-то Лиза Лосева плавно перешла из обычной заказчицы в разряд приятельниц. Люська её обожала. Лиза в прошлом танцевала в ансамбле Моисеева, а стало быть, была настоящей артисткой из тех, что на гастроли ездят и на экране телевизора появляются. Худощавая, модная, стильная — в её глазах тётя Лиза была прямо олицетворением всего, что только в иностранных журналах можно увидать. Даже запах крема для лица был совсем не таким, каким привыкла пользоваться Наталья. Ну прям духов не надо, так и пахнет зарубежьем загадочным. И в чём бы Лиза не появлялась, с точностью можно было угадать, как через несколько месяцев вся Москва облачится в подобное. Но к этому времени она сама будет носить совершенно другие фасоны.

— Ну, Милашка! — «Милашей», производным от Мила, называть позволялось исключительно Елизавете. — За твоё здоровье и светлую голову. Причём и в прямом, и в переносном смысле! — подмигнула подруга, поднимая рюмку.

— Спасибо, тёть Лиз, — улыбнулась Люся.

— И кто ты у нас теперь?

— Инспектор Дворца бракосочетания, — счастливо выдохнула юная сотрудница.