Дочки-матери

— Тамара Викторовна! — перебила Наталья. — Ничего моя Люда не придумала. Её отец действительно геройски погиб, и если вам или администрации так необходима бумажка, то завтра же могу принести, раз вы считаете, что любой ребёнок без отца непременно себе папу космонавта воображает. Да, Люсин отец награждён медалью посмертно за самоотверженные действия при устранении аварии. И медаль эта у меня, и документ на неё тоже.

Учительница покраснела, извинялась, хотя Наталье было достаточно тошно, чтобы этим извинениям радоваться. Сроду бы не стала эту больную тему ворошить, всё равно как в зажившей ране ковыряться. Но что было делать? По крайней мере избавила Люсю от ярлыка врушки-безотцовщины.

Потом, со временем Наталье стало любопытно, скучает ли Люся по своей мамаше? Сама племянница ничего не говорила, даже не спрашивала. И узнать хочется, и тема скользкая. Вроде не вспоминает — и ладно, а сама заведёшь разговор, да и узнаешь что-то совсем для себя ненужное и даже болезненное. Например, заявит Люся, что надоело ей жить у тёти — домой хочет. И Наталья изворачивалась так и эдак, прямо ужом вертелась, словно засланный в тыл врага разведчик, что обязан вызнать секреты, выведать и ещё подозрения на себя не навлечь. И, к огромному облегчению, получилось, что мать Люся естественно распрекрасно помнит, но — что самое для Натальи удивительное — совершенно не винит её в своих злоключениях. И считает источником всех бед исключительно Кефирыча. Но главное, что дало наконец Наталье спокойно вздохнуть, — домой Люся не хочет ни под каким видом. И слава Богу. Ещё не хватало после стольких проблем и всяких сопутствующих неприятностей вернуть Гальке такую умную, воспитанную, складненькую и симпатичную дочку. Обрыбится! Она такой дочери не заслужила и не заслужит никогда. А Наталья заслужила! И все Люсины победы — пусть самые крохотные — это её победы. А прежние промахи — это Галькино. Может забирать их себе и жрать полной ложкой! Одно слово — соплежуйка.

В девятый класс племянница не пошла. Важное это решение принимали вдвоём с Натальей. И правильно: в институт поступишь или нет — вилами по воде писано. А в училище как хорошо: десятилетку окончишь — и специальность на руках. Хочешь — работай, хочешь — дальше учись. Выбирали техникум недолго. Ну швейный — сразу нет, медицинский тоже. Люська аж передёрнулась: там со страху помрёшь, как станут лягушек кромсать. Может, педагогический? Ну нет, скучно с маленькими. Она, конечно, может потискать ребятишек Натальиных знакомых и даже покачать их во дворе на качелях, но чтобы каждый день тетёшкаться… Библиотечный — скучно, про швейное училище даже и думать нечего.

— Ну тогда иди в техникум делопроизводства, — произнесла Наталья, закрывая справочник профтехучилищ. — Не в станкостроительный же тебе идти? Ты там с одним только черчением да физикой увязнешь.

— Это я на кого выучусь-то? — спросила Люся, сдув чёлку со лба.

— М-м-м, ну секретарша или отдел кадров. Ну, словом, с документами, бумажки перебирать.

— И на машинке стучать научат?

— Ясное дело, какой же это документовед без машинки?

— Вот здорово! Таш, сяду такая и цок-цок-цок по буковкам.

— Хорошо, — кивнула Наталья. — И голодная не останешься, всегда подработать дома можно. Мало ли кому чего напечатать.

Поступила Люся благополучно: отнесла в школу справку из техникума, как положено. И, задержавшись перед кабинетом директора, понаблюдала за секретарём Тоней. А что, ничего так, сидишь себе в приёмной, по телефону отвечаешь, на машинке стучишь. И одета Тоня неплохо, вон батничек модный. Не то что воспитатель, белый халат надела — и гуляй в нём весь день. Или в библиотеке, кто тебя там видит — одна голова за стойкой торчит.

Экзамены Люся сдала прилично, даже стипендию начислили. Домой пришла гордая, разложила три десятки на столе веером, чтобы тётя сразу увидела, как домой войдёт. Наталья и впрямь порозовела даже от умиления. Ей показалось, что это так трогательно и хорошо, и не сами деньги, конечно, а то, что вот Людмила выросла правильной как надо и уже принесла домой первые деньги. А не стала какой-то там гулёной безалаберной, что, наоборот, деньги из семьи тянет. Но, как всегда, побоялась дать слабину и, похвалив, добавила, мол, вот тебе и награда, учишься прилежно — и деньги дают. А которые с двойки на тройку — так им и не платят. Самой под конец противно стало от кислых прописных истин, благо Люська от своей эйфории пропустила их мимо ушей. Как обычно, с прописными истинами и случается.

Перед восьмым марта Наталья уже в дверях вспомнила:

— Ой, Людок, ты ж раньше меня освободишься, у вас там рядышком универмаг неплохой. Будь другом, присмотри игрушку посимпатичней. Мы ж завтра к Рите поедем, а там малой — неудобно. Получше выбери, может, медведя какого или машину.

— Ага, я знаю, там медведи страшненькие. Я Лёньке лучше пожарную машину куплю — обалдеет!

— Ну сама выберешь. Только у меня двадцать пять рублей. Ах, чтоб тебя. Позвонить, что ли, кому из соседей разменять?

— Таша! Мне же стипешку сегодня дают. Я и куплю.