Долбящий клавиши

Поэтому рисовать для меня было удовольствием. Двое моих друзей арендовали небольшую квартиру в качестве студии. Мне очень нравилась атмосфера там, я принимал участие и в оплате аренды, и в рисовании. Это было великолепное жаркое лето, и мы совмещали живопись с прослушиванием очень громкой музыки – Элвиса Пресли и Velvet Underground. По поводу рисунков мне не выдвигалось никаких требований, и я предпочитал рисовать или корабли, или голых женщин. Потом мне пришла идея работать над несколькими картинами одновременно. Придя утром, я дорисовывал нюансы почти готовой картины. Затем я переходил к той, для которой у меня пока был только замысел. В конце дня, когда я был уже немного подвыпивший, я марал весь картон, на котором всегда размазывал кисти, и надеялся, что в этом можно разглядеть нарисованную мной картину. Таким образом, сюжеты получались совершенно случайно: иногда это был пейзаж, иногда рыцарь на лошади. Впрочем, лошадей рисовать очень сложно, лошади часто получались у меня похожими на больших собак. Про один сюжет с женщиной, нарисованный скорее из воображения, мой друг спросил меня, правильно ли он понял, что это самка шимпанзе. Я предпочел не говорить, какую именно женщину я на самом деле имел в виду.

Позже я все чаще стал оказываться в студии один и понял, что мои друзья арендовали студию в основном для того, чтобы спокойно встречаться там с женщинами, чтобы об этом никто не узнал. Поэтому они бывали там преимущественно в ночное время. Однажды ночью там побывали люди, которые, коротко говоря, там всё разгромили. Они взяли наши краски и испачкали ими все картины, которые все еще висели на стене и высыхали. Я не знал, были ли это приятели тех женщин, которые посещали нас по ночам, или это были скинхеды, но принял решение очень быстро уйти оттуда. По счастливой случайности мне тогда удалось снять мастерскую в одном жилом доме, где, кстати, уже жил мой брат. Я взял с собой и свои музыкальные инструменты тоже, потому что в моей квартире мне было сложно сосредотачиваться. Теперь я мог попеременно рисовать и писать музыку, что, несмотря на уединение, доставляло мне огромное удовольствие. Если бы не бар, находившийся на первом этаже, я бы создал немного больше. Обычно я хотел быстро что-нибудь выпить, после чего сразу же продолжить рисовать. Но там, внизу, было так уютно, что я брал еще один бокал с собой наверх. Тогда снова и снова, поздними вечерами, я промахивался и макал кисть в бокал с красным вином или по ошибке пытался выпить скипидар.

Тем не менее мне удалось нарисовать серию безумных картин. Одна посетительница назвала их «психокитч», а мои друзья называли их просто дерьмом. Поэтому для меня было крайне удивительным, что в галерее я был способен произвести впечатление человека, рабочее место которого было создано в рамках программы трудоустройства. Однако мне удалось повесить там свои собственные картины и картины моих друзей, и в рабочие часы кто-то из нас сидел там и пил пиво. Посетителей не было.

Остальные мои друзья были вынуждены больше времени находиться на своих рабочих местах, предоставленных государством, таким образом, у них оставалось гораздо меньше времени на занятия музыкой. С оставшимися я снова шел в помещение для репетиций и пытался записать кое-какие песни на свою деку. При этом состав исполнителей менялся, так же как и стили музыки. Когда нам удавалось сделать что-то успешно, мы с временным составом выступали в разных клубах. Но составы менялись быстрее, чем кто-то успевал запомнить название группы. Спонтанно созданная группа могла продержаться не более десяти концертов. К счастью, у меня по-прежнему всегда был с собой мой маленький Casio, который я мог брать с собой повсюду. Только у меня не было возможности играть на нем как положено. Я всегда испытывал зависть, когда настоящие клавишники во время настройки аппаратуры и звука могли свободно наяривать по клавишам. Тогда они звучали так, как по радио. Однако в большинстве случаев этим людям не особо нравились те вещи, которые нравились мне.