Долина кукол

«Мы нравимся друг другу. И я хочу, чтобы ты узнала, что такое секс, что значит испытывать возбуждение и оргазм, – это нечто отличное от того, что испытываешь, когда тебя терзают грубые мужские руки. Мы не совершаем ничего предосудительного. Мы ведь не лесбиянки, не эти чудища, которые стригутся и одеваются как мужчины. Мы – две женщины, обожающие друг друга и понимающие, что такое нежность и привязанность».

В ту ночь Мария разделась донага и c гордостью предстала перед Дженнифер. Ее тело было прекрасно, но Дженнифер знала, что ее собственное тело более совершенно, и эта мысль доставила ей тайное удовлетворение. Она застенчиво сбросила c себя одежду. И услышала потрясенный возглас Марии, увидевшей ее груди.

– Ты еще прекраснее, чем я думала, – тихо произнесла Мария. Ее руки осторожно и c нежностью коснулись грудей Дженнифер. Она прижалась к ним щекой. – Видишь, я люблю и уважаю твою красоту. А мужчина сейчас рвал бы ее на части.

Она ласково пробежалась пальцами по телу Дженнифер. К ее удивлению, Дженнифер возбудилась от прикосновения… ее тело стало дрожать…

– Иди сюда. – Мария потянула ее за руку. – Давай ляжем. Возьмем сигарету.

– Нет, Мария. Еще погладь меня, – попросила Дженнифер.

– Чуть позже я буду ласкать и обнимать тебя сколько захочешь. Я хочу, чтобы ты привыкла ко мне. Я буду бережной и осторожной.

Мария и вправду была бережной и очень терпеливой, – c каждой ночью заходя все дальше и дальше в своих ласках, она учила Дженнифер постепенно, преодолевая робость, отвечать на них.

«Ты должна не просто позволять ласкать себя, но и отвечать на мои ласки, – твердила Мария. – Заставь меня волноваться так же, как я волную тебя».

Каждую ночь Мария требовала от нее все большего, пока не наступил день, когда Дженнифер почувствовала, что отвечает Марии c равной степенью возбуждения, испытывая такое блаженство, о котором никогда и не подозревала.

Ей нравился этот обмен ласками. Ночью, в постели c Марией, она была требовательной и страстной. Но днем Мария была для нее подругой, и только. Больше она ничего к ней не испытывала. Когда они совершали покупки в магазинах или бродили по маленьким незнакомым городкам, Мария была для нее просто приятельницей. Она не испытывала к ней никакого влечения. Случалось, что они встречали симпатичных молодых людей – инструкторов по лыжам, студентов, – и тогда Дженнифер чувствовала себя неловко. Мария на все попытки завязать знакомство реагировала безучастно, но Дженнифер находила, что некоторые из этих юношей весьма привлекательны. Танцуя c ними, она много раз ощущала, что ее тело возбуждается от соприкосновения c сильной мужской плотью. И когда какой-нибудь парень шептал ей на ухо комплименты, она чувствовала, что ей это приятно.

Однажды она тайком ушла прогуляться c неким юношей из Панамы, который ей особенно нравился. Он был студентом-медиком и собирался после войны продолжить учебу в Нью-Йорке. Он желал ее. Они целовались, и она ловила себя на том, что прижимается к нему, отвечая на его поцелуи c той же страстью. Было удивительно ощущать сильные плечи мужчины, его широкую грудь… силу мужской руки после мягких, нежных рук Марии… твердость мужских губ. Ей отчаянно хотелось быть c ним, но она заставила себя оторваться от него и вернуться в кафе. Ее отсутствие было замечено Марией; в ту ночь, когда они остались одни, произошла сцена. Дженнифер клялась, что у нее болела голова и ей просто хотелось прогуляться на свежем воздухе. В конце концов они улеглись в постель, и Мария оттаяла…

Но бо́льшую часть времени они проводили замечательно. Мария была невероятно изобретательна. Она покупала Дженнифер красивую одежду. Дженнифер освоила лыжи и усовершенствовала свой французский настолько, что могла легко изъясняться на нем. Когда Лозанна надоела им, они перебрались в Женеву.

Они прожили в Швейцарии уже три года, когда отец Марии потребовал, чтобы дочь возвратилась домой, но Мария отказалась. Тогда, в 1944 году, он перестал высылать ей чеки. Выбора не оставалось.

– Ты поедешь со мной, – сказала она Дженнифер. – Нам придется сдать твой билет домой в Америку. Иначе у меня не хватит денег.

Дженнифер понимала, что вместе c билетом она прощается со своей свободой. В последний год ее стали утомлять требовательные ласки Марии, но Кливленд и мать привлекали еще меньше. К тому же они ехали в Испанию! Там она могла познакомиться c каким-нибудь симпатичным испанцем знатного происхождения. Ей было двадцать три, и фактически она оставалась девственницей… а почему бы нет?