Долина папоротников

У Лиззи замерло сердце, корзинка едва не вывалилась из рук. Быстрее мелькнувшей молнии пронизала мысль о ее возможном любовнике, том, что сжимал ее голову руками, целуя с такой безудержной страстью, что даже Лиззи, едва ли сведущая в этом деле, почувствовала слабость в коленях и жар внутри живота.

Это был Аддингтон... Конечно же, он. Других вариантов и быть не могло... Не с Томасом же ей целоваться. Он слишком стар для любовных утех, а больше мужчин в Раглане не было.

Это открытие поразило Лиззи до глубины души, стиснуло легкие – не продохнуть. Она ухватилась за ящик руками, уперлась в него, стараясь успокоить разбушевавшееся дыхание, ощутила выступившие слезы на глазах... Сморгнула их, запрещая хотя бы слезинки пролиться по этому... ничтожному поводу и снова посмотрела на то, как Джейн целуется с ее собственным мужем.

Она отвернулась... Подхватила отставленную корзину. И более одинокой, чем когда-либо себя ощущала, отправилась к выходу из клетушки. Петух не пугал ее более, не пугали даже стены Раглана со всеми его призраками – предательство того, кто, казалось, стал ближе за эту ночь, – вот что ощущалось самым страшным кошмаром. Вдали от друзей и родных, в чуждых сердцу краях она была отдана человеку, променявшему ее на горничную...

Ту, что не пряталась под одеялом от его поцелуев, что не билась в истерике по неким надуманным, как ему верно казалось, причинам... Что тянулась к нему всем телом и душой. Не так, как она, Лиззи...

 – Да на вас просто лица нет, – сказала Альвина, завидев ее на пороге кухни. – Вы словно привидение увидели иль с лордом Бродериком повстречались, что, впрочем, одно и то же...

 – Лорд Бродерик? – переспросила Элиза. – Я, кажется, слышала это имя... от Джейн, – с трудом выговорила она имя служанки. Ей выть хотелось от сдавившего сердце отчаяния, такого же крепкого, что и стены Раглана, веками противостоящие ветрам с океана, а между тем губы произносили другие слова.

 – И в этом нет ничего удивительного, – сказала старуха. – Всяк знает легенды Раглана... Всяк, окромя жителя сторонних земель, – добавила она, верно, припомнив, что Лиззи и сама «сторонний» житель в Раглане. И пояснила: – Лорд Бродерик – первый хозяин этого замка – отстроил Раглан еще при Эдуарде Плантагенете. Душу в него вложил: уж больно женушке угодить хотел, любил ее, говаривали, до умопомрачения. Да незавидная им выпала доля: из зависти али еще почему прокляли Бродерика страшным проклятием, обрекли ходить зверем безгласным, отняли сердце человеческое... И сделался он проклятием всей округи. Оборотнем, ужас наводящим. И леди Мелинда осталась одна тосковать по любимому мужу... Сделать хоть что-то было ей не под силу.

Лиззи припомнились слова горничной на дороге, она и произнесла:

 – Джейн говорила об огненном цветке. Что он из себя представляет?

 – Огненный цветок, – хмыкнула Альвина, – не каждому дано его отыскать, да и существует ли он вообще. Папоротник, знамо дело, цвести отродясь не способен, но ходят легенды, что коли найти цветок папоротника в ночь летнего солнцестояния да загадать любое желание – исполнится то незамедлительно.

 – Как было то с лордом Бродериком?

 – Как было то с лордом Бродериком, коли верить легенде.

Альвина замолкла, продолжая вымешивать тесто для пирога, и Лиззи, невольно заинтригованная, добавила:

 – У нас, в Хартфордшире, говорят, что папоротник помогает отыскивать клады.

 – А еще предвещает беду... – добавила старуха. – После отерла покрытые мукой руки о белый передник и подтолкнула Лиззи к окну. Море из колышущихся на ветру кустов папоротника развернулось пред ней, как на ладони... – Не из праздного удовольствия насадила леди Мелинда папоротники вокруг замка, – сказала старуха зловещим голосом, – есть тому веские причины: оборотень, коли бродит он снова в округе, завсегда испугается этого растения, стороной обойдет и дом, и людей, в нем находящихся, а вот коли распустится огненный цветок...

 – … Способен он к его силе прибегнуть.

 – Умная девочка, – похвалила Лиззи старуха. – Тут палка о двух концах. Оборотень, коли он в зверином обличии, не может своей природы перебороть и крови желает, как всякое другое дикое животное. Не повезет каждому, встретившемуся ему на пути... И леди Мелинда, как сильно бы она мужа ни любила, боялась его не меньше прочих, пусть и таила в душе надежду на лучшее...

 – И надежда ее оправдалась...

 – Если так можно сказать, – осклабилась собеседница. – Говорят, обернувшийся муж пришел к ней в ночь летнего солнцестояния: волосатый, с горящими глазами – не зверь, но и не человек – напал на нее в собственной постели, насильно овладел отбивающейся супругой. Излился проклятым семенем в ее лоно, положив тем самым начало безумию рода Бродериков.