Doll Хаус. Собиратель кукол

Митчелл поглаживает меня по тыльной стороне локтя, а потом втыкает иглу. Я почти подскакиваю.

— Прости, — говорит он, и наши глаза опять встречаются. Никто из нас не в силах отвести взгляд.

Прости. Так всегда. Он сначала подпускает меня к себе, показывает, как я ему дорога, а потом делает больно, резко отталкивая.

— Почему тебе нравится убивать? — Вот и моя очередь колоть иголкой. Сама не понимаю, почему настолько жестока с тем, кого так люблю.

Он подвешивает мешок капельницы на вешалку и, не смотря на меня, отвечает:

— Дело не в том, что мне нравится убивать.

— Митчелл, хватит делать вид, что ничего не случилось! Зачем ты это делаешь?

Почти серые глаза впиваются в меня ножом.

— Ты чуть не умерла, Бекки. Вдруг все, что ты видела, — это галлюцинации?

— Ты плохо оттер ковер, и я точно знаю, что видела! — Я давлю так сильно, насколько позволяет мое состояние. Я должна заставить его довериться мне, потому что только тогда я стану для него чем-то особенным.

Митчелл регулирует капельницу, делая вид, что очень занят процессом. Я вижу, что он борется с искушением броситься прочь. Вдруг Митчелл с надеждой предлагает:

— Давай поговорим об этом, когда ты окрепнешь.

— Нет, сейчас! — Я должна все знать. Мне нужно понять, почему он такое творит. Как воздух нужно. — Я не собираюсь сдавать тебя копам, но ты должен мне все рассказать.

— Что ты хочешь знать? — Митчелл вздыхает. Ему некуда деваться — разве что придушить меня подушкой.

— Почему ты стал таким?

— Помнишь таблетки, которые ты видела в ванной? Мне их выписал психиатр. Уже много лет я страдаю клинической депрессией.

— Как это?

— Это когда тебе постоянно плохо и грустно, и ничто не радует. После срыва я провел полгода в психиатрической клинике, где меня подсадили на таблетки. Но когда я их пил, переставал быть собой.

— В смысле?

— Сложно объяснить. Представь, что ты засидела ногу и пытаешься встать, но не чувствуешь ее. То же самое с душой и разумом на таблетках. Ты как живой труп. Просыпаешься утром и ничего не хочешь.

— Что за срыв, Митчелл?

Митчелл — самый сдержанный человек в мире. Он уж точно не будет биться в истерике. И уж тем более я не могу представить, как его рядят в смирительную рубашку и запирают в комнате с мягкими стенами.

Митчелл молчит. Он сегодня стал таким простым и приземленным в несвежей рубашке, рукава которой засучены выше локтя. Как же я раньше этого не видела? Не видела, какой он слабый и сломленный под своими сияющими доспехами. Ничего страшного, Митчелл! Я люблю тебя любым. Я все исправлю.

— Я пытался покончить с собой, но сестра вытащила меня из петли, — говорит он погасшим голосом.

— Зачем ты пытался это сделать? — спрашиваю я, а в голове звучат слова отца: «Тот, кто пытается наложить на себя руки, оскорбляет бога и самолично отворяет врата в ад».

Пожимает плечами и прячет руки в карманы.

— Просто жить надоело, вот и все. Но так делать не нужно. Это плохой выход. И хуже только то, что я начал творить позже. Я к тому, милая моя Бекки, что что бы с тобой ни происходило дальше, ты должна помнить, что петля — это не то, что тебя спасет.

Он поглаживает руку, в которую воткнута игла. Мне так больно от его нежных прикосновений, что я не могу больше держаться. Слезинка, которая только грозила излиться, сбегает по щеке.

— Митчелл, — шепчу я.

— Я тебя пугаю?

— Нет, — всхлипываю я и признаюсь в том, что разрывает грудь: — Я тебя люблю.

Он поднимает на меня глаза. Они светлеют и расцвечиваются искорками.

— Я тоже тебя люблю. Ты…

— Нет! — обрываю я его, пока Митчелл не сказал мне какую-нибудь глупость типа: "Люблю тебя как сестру". — Я люблю тебя не как брата или папочку, или друга. Я люблю тебя как мужчину!

— Бекки, ты пережила стресс и операцию. У тебя сейчас такой кавардак в голове.

— Нет! Хватит играть со мной. Я же не дурочка! Я же вижу, как ты на меня смотришь!

— Ты хочешь присоединиться к ним? — спрашивает Митчелл. Это просто слова. Никакой угрозы.

— Нет, не хочу! Ты же сам сказал, что это встречи на одну ночь, а меня ты любишь. Если бы не любил, не стал бы спасать ценой собственной свободы.

Поглаживания прекращаются, и он довольно сильно стискивает мои пальцы. Я терплю.

— Ты никогда не думала, что я привел тебя сюда, чтоб ты все увидела и остановила меня?

— Нет, — мотаю головой, — Ты скрупулезный. Если бы так уж хотел попасться, ошибся бы намеренно.

— Скрупулёзный, — усмехается он и подключает к капельнице другой пакет. — Какое слово!

— Ты не мог бы прекратить это? Чувствую себя подопытным кроликом

— Нет, тебе это нужно. Твое здоровье сейчас важнее всего. Прошу тебя, давай ты отдохнешь, и мы поговорим потом.

— Сейчас! — говорю так твердо, что сама удивляюсь.

— Что ты еще хочешь знать? — смягчается он и опять садится рядом со мной.

— Кто я для тебя?

— Бекки, я не знаю! Ты мне очень дорога, и ты меня вчера перепугала.

Хорошо. Он хотя бы не уверяет, что мы просто друзья. Я отступаю на несколько шагов и меняю тему. Мне нужно знать все о его делишках. Возможно, тогда мне удастся его спасти.

— Митчелл, как все это началось?