Doll Хаус. Собиратель кукол

Вместо ответа он скидывает ботинки и ложится рядом со мной. Аккуратно, стараясь не сотрясать кровать и не касаться меня.

— У меня была подружка, с которой мы практиковали удушение во время постельных утех.

— Зачем? — Я силюсь его понять, но это так сложно, когда ты почти ничего не знаешь об отношениях между мужчиной и женщиной.

— Ох, Бекки, ты последний человек, с которым мне хотелось бы говорить об этом — Митчелл морщится. — Я придушивал ее шелковым шарфом во время секса. Это давало нам обоим более яркие ощущения. Однажды я перестарался и задушил ее. Я этого не планировал, просто так получилось…Тогда я испытал ни с чем не сравнимую эйфорию. Она не прошла даже на следующий день, и я решил насладиться этим чувством, прежде чем идти с повинной. Тогда я избавился от ее тела. Я чувствовал себя нормальным человеком где-то месяц или даже больше, а потом все повторилось. Я напился и пошел в бар. Встретил там девчонку. Она оказалась весьма раскованной, и сама попросила немного себя придушить. Я приложил больше силы, чем нужно, но уже намеренно, и опять испытал небывалый кайф.

— Ты совсем не можешь заниматься любовью без этого? — спрашиваю я, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Я так часто представляла нас вместе во всяких пикантных ситуациях.

Митчелл поворачивает голову и смотрит на меня так, будто видит впервые. Наверное, догадывается о моих греховных мыслишках.

— То, что там происходит, можно назвать как угодно, но не любовью.

— И что это тогда?

Пожимает плечами и отворачивается. Дышит тяжело, как на ринге.

— Не знаю. Похоть, жестокость, эгоизм.

— Что там за дверью, Митчелл? — давлю я. Знаю, что режу по живому. Но это ради его же блага.

— Там моя спальня, я же говорил.

— Я должна увидеть, что там! Сейчас!

— Нет, Бекки, — качает головой. — Тебе разрезали живот, вытащили кишки, промыли от гноя и уложили обратно. Я не понесу тебя туда.

Я понятия не имела, что кишки можно вытащить, прополоскать в тазике, как грязное белье, и запихнуть обратно. Впечатляет. Но Митчеллу меня не запугать.

Я делаю над собой усилие и поворачиваюсь набок. Насколько мне позволяет капельница в руке и распоротый живот, конечно.

Митчелл тоже поворачивается ко мне. Его рука ложится на мою щеку, и у меня появляется чувство, что он просто научился усыплять мою бдительность.

— Ты столько раз просил тебе довериться, и я доверялась. И сейчас, когда я прошу довериться мне единственный раз, ты не можешь показать мне чёртову комнату! Что за той дверью? Если ты меня туда не понесешь, я встану и уйду. И мне плевать, что придётся придерживать кишки руками.

— Ты упрямая, — констатирует он. — Я покажу тебе всё, но потом, ты будешь делать то, что я говорю, потому что я хочу, чтоб ты быстрее поправилась.

Я смотрю на него и не могу поверить, что мой блеф сработал. Неужели Митчелл так боится, что я уйду? Если так, то я, и правда, ему дорога, и я приучу его быть моим.

Митчелл аккуратно вытаскивает иглу из моей руки и заклеивает пластырем с мультяшками. Который раз за день поднимает меня на руки вместе со всем тем, что торчит из моего тела. Я морщусь от боли и судорожно вцепляюсь в его шею. Он влажный и горячий, как из сауны. Несмотря на то, что мне больно и плохо, я борюсь с искушением припасть губами к его шее. Почему Митчелл так круто пахнет?

Минута до выхода в открытый космос. Внутри всё замирает, и я прижимаюсь к нему еще плотнее. Что я вообще ожидаю там увидеть? Пыточную? Филиал секс-шопа? Два в одном? Мои ожидания в любом случае не оправдываются.

Это обычная спальня. Только на потолке огромное зеркало. А так, обычная кровать, застеленная белым шелковым покрывалом, с массивными деревянными столбиками по четырем углам и платяной шкаф, который тоже весь зеркальный. Зеркала могут быть фетишем?

Он вносит меня внутрь и останавливается, не решаясь положить меня на кровать, где он залюбливал их до смерти. Ах да, это не любовь. Затрахивал до последнего вздоха.

— Тут все и случается?

— Да, — произносит он у самого моего уха, но я едва могу разобрать ответ.

Все слишком просто. Он не мог кромсать их здесь: в белоснежной, зеркальной комнате. И тут я замечаю еще одну дверь. Не столь массивную, но тоже запертую.

— Что там?

— Бекки, хватит! — умоляет он. — Прошу тебя, прекрати это!

— Если уж и доверять друг другу, то до конца. Митчелл, открой ту дверь, и все будет как прежде…И даже лучше.

Казалось бы, кто из нас сильнее? Я? Девчонка, которая может только требовать и писать через трубочку. Или он? Тот, кому ничего не стоит отнять жизнь и для кого прочие женщины — расходный материал.

Митчелл подчиняется. Несет меня туда.

Комната небольшая: чуть просторнее нашей основной ванной. Над головой трещит люминесцентная лампа, в свете которой он кажется нездорово бледным.

Справа обычная ванна, а слева — высокий металлический стол, какие бывают в моргах. Внизу, под столом, стоят белые морозилки. Они такие большие, что занимают большую часть помещения.

— Покажи, чем ты делаешь это. Я хочу все видеть!

— Бекки, я не хочу, чтоб ты здесь находилась.

— Митчелл, покажи, и я забуду о существовании этой чертовой комнаты.