Митчелл сажает меня на край стола. Он такой высокий, что ноги болтаются в воздухе. Холод металла промораживает. Митчелл придерживает меня одной рукой, а другой достает из отсека внутри стола металлический лоток. Там много всякого. Я узнаю только скальпели и ту самую пилу, которую видела вчера. Я провожу пальцем по одной из железок, и Митчелл сразу отдергивает мою руку.
Я готова быть с ним где угодно. На той кровати. На этом холодном столе. Готова хвататься за острые предметы ради его внимания. Он может сделать со мной даже больше, чем с ними.
— Они же острые, аккуратнее! — кричит он, отшвыривая лоток. Оглушительный звон железа о кафель. Интересно, мое сердце звучит так же, когда Митчелл разбивает его снова и снова?
— Все хорошо, Митчелл.
Глаза его сегодня серые, как графит.
— Тебя все это не пугает?
— Нет — качаю головой. — Зачем ты их режешь на части? Это тоже приятно?
Мне не страшно. Я просто хочу знать о нем все.
— Нет! Это отвратительно, но так проще вывозить тела.
— Сколько их было?
— Семь. — Он утыкается носом мне в плечо и шепчет: — Я отнял семь жизней ради своего удовольствия.
— Все будет хорошо! — прижимаю его горячее, мокрое от слез лицо к груди.
Митчелл сдался. Вся его многоуровневая защита летит к чертям, и я наконец-то касаюсь его. Держу в руках оголенный нерв.
Его плечи сотрясают рыдания, а моя тонкая больничная рубашка стала мокрой от слез. Правильно, Митчелл, доверься мне. Я то, что тебе нужно. Я никогда тебя не оставлю.
— Ты слишком добра ко мне, Бекки, — шепчет он; дыхание обжигает шею. — Прошлой ночью я надеялся, что ты расскажешь обо мне копам, и все будет кончено.
— Тогда они разлучили бы нас с тобой. — Я тоже плачу. Эта мысль меня убивает.
— Девочка моя, мое чудо, — говорит он, утирая мои слезы мокрыми пальцами.
Меня лихорадит. Я горю. Плыву по воздуху. Неважно, что у меня распорот живот. Неважно, что Митчелл — убийца. Единственное, что значимо, — это его взгляд. Теперь я понимаю, насколько ему важна.
Глава 11. The Ocean
Я давно здесь не был. Это моя часовня без стен и пастора, где за мной безмолвно наблюдают единственные люди, при которых я не могу ни слукавить, ни схитрить. Я скучаю по ним. Скучаю каждый день, но навещаю нечасто. Здесь прошлое нагоняет меня, и я становлюсь собой версии десятилетней давности. Вся боль, которую я испытывал тогда, оживает.
Я опускаюсь на колени и смахиваю с таблички мелкий мусор, нанесенный ветром. Лорен и Энджи Блейк. Любимые жена и дочь. Навсегда в наших сердцах.
Мне стыдно было показаться им на глаза. Я смирился с новой жизнью. Затолкал в самый далекий уголок души все присущее нормальному человеку. А потом появилась Бекки, и что-то поменялось. Меня встряхивает электрошокером, когда она слишком близко. Нельзя не восхищаться ее детской непосредственность и чистотой. Хотя, какой она ребенок? Юная девушка, которая вызывает совсем не невинные чувства.
Глажу табличку руками, пальцами полируя каждую буковку.
— Мне так стыдно! Простите меня за том, кем я стал, — шепчу я.
Что бы сделала Лорен, если бы узнала, что я вытворяю? Она бы остановила меня. Лорен не смогла бы любить чудовище. И была бы права. Бекки принимает меня таким, какой я есть. Иногда, мне кажется, что это ненормально. Безусловная любовь. Или безумная? В любом случае я этого не заслуживаю.
— Лорен, я хочу все это прекратить. Прошу вас, дайте мне сил это сделать. Дайте мне сил отказаться от нее ради ее же блага. Я бесконечно устал от всего. И я боюсь, что погублю ее так же, как и вас.
— Кто они тебе были?
Оглядываюсь и вижу Бекки. Запыхавшуюся, с велосипедом в руках. Опять въехала на бронепоезде в самое мое сокровенное. Бесит. Раздражение сменяется благодарностью. Я не один в своем склепе, где только мертвые эмоции. Будит во мне зверя. Радует. Пугает. Дико пугает тем, что подобралась так близко и подчинила себе.
— Шпионила за мной? — спрашиваю, уставившись на нее.
— Типа того, — отвечает, обрушив велосипед на землю. Звонок дзынькает так громко, что, кажется, что мёртвые начнут роптать.
— Так кто они? — спрашивает с напором и буравит взглядом в ожидании ответа.
— Это семья моего друга. Я обещал приглядывать за ними.
— Почему он сам этого не делает?
— Не может. Ему очень сложно сюда приходить.
— Ты всегда врешь мне, Митчелл, — спокойно говорит Бекки.
Выяснение отношений на кладбище. Так в нашем стиле. Если бы на ее месте был кто-то другой, я бы не допустил такого святотатства. Впрочем, Бекки не торопится тянуть из меня жилы расспросами. Не упрекает. Ничего не требует. Она встает на колени рядом со мной, складывает руки в молитвенном жесте и, склонив голову, шепчет что-то. Тоже склоняю голову. Я не молюсь, просто не хочу, чтоб она поняла, насколько я тронут.
Она заканчивает молиться и поднимается на ноги. Я тоже встаю, и Бекки тут же вцепляется в мою руку. Сплетает наши пальцы, желая напомнить, насколько теперь огромна ее роль в моей жизни. Я не готов к этому и аккуратно выворачиваюсь из цепких пальцев.
— Подожди меня в машине, — говорю я мягко.