Дом №12

Все взоры устремились на нас, но провожатый попросил меня не нервничать и плыть за ним в залу императорского стола. Заплыв туда, я обнаружил комнату с целой анфиладой окон, со знаменами и вымпелами, с золотыми приборами на большом столе, за котором кто сидели, знаете? Итак: император Павел, император Николай, Император Александр, Царица София, Царица Екатерина, Константин, Суворов, Барклай Де Толи, и Бог знает кого там только не было. Словом, вся верхушка, вся знать и все самые августейшие личности находились там. При моем появлении все они встали и сделали легкий поклон в половину оборота, оказывая мне почет и внимание, от чего я пришел в самую полнейшую робость и стал точно неловким и совершенно сбивчивым.

Но каково же было мое удивление, когда, подошедши к главенствующему трону, вокруг которого находились все самые сильные фигуры, я вдруг узрел сидячего на нем и подзывающего меня, представьте себе, царя Петра Алексеевича.

Я растерялся окончательно.

– Ах, Иван Андреевич!? Прошу покорно пожаловать ко мне в дом. – Говорил мне он негромким баском.

Я хотел было упасть на колени, но он остановил меня жестом, встал, подошел ко мне и протянул свою жилистую мертвецкую руку.

– Я… я, позвольте, никак не мог предположить, ваше-с первосиятельство-с…

– Полно, – перебил он меня, – отбрось этот тон, ибо ты для нас стал настоящим героем, такой, какого должно чтить всегда, где бы он не находился. Мы рады приветствовать тебя, поскольку слухи об ваших усердиях достигли даже лично меня. Я решился нарушить верховную заповедь Божью и пригласить тебя сюда ко мне в царство, дабы показать, какого живется здесь всем умершим после смерти. Готов ли ты узреть это?

– С превеликим удовольствием, ваше превосходительство. – Отвечал я с таким подобострастием, что потом даже стало совестно.

– Добро, поплыли же за мной и я покажу тебе девять кругов аристократического ада.

Я с ужасом вообразил себе эти его слова и точно понял, кто он был таков, однако не стал спорить и покорно выплыл за ним окно. Так мы оказались с другой стороны замка, где все дно спускалось выступами в самую глубь, на которых размещались как бы площадки со множеством мертвецов и чего-то еще, что мне было видно не столь хорошо. Но зато первый уступ потряс меня своим зрелищем.

Ровно передо мной находилось множество больших валунов, каждый из которых не смогли бы сдвинуть и сто человек. К ним были привязаны многочисленные канаты на разные узлы, но другие же их концы были прицеплены в виде рамен и ремней к телам других многочисленных мертвецов, которые тщетно силились сдвинуть их и только с болью и страданием напрягали свои сгнившие тела.

– О скажите мне, ваше сиятельство, – спрашивал я царя и глотая воздух, – кто это такие и почему они так страдают?

– А это, братец, – отвечал он мне, – есть первый круг аристократического ада. Здесь, на этой пустоши, караются все крепостные халдеи, которые некогда обманывали работой своих господ, а также и бурлаки, не вытянувшие на бечеве ни разу хотя бы один корабль.

И в самом деле, хорошенько вглядевшись в их мужицкие армяки и куцавейки, я вполне согласился с их пыткой. Примечательно же здесь было то, что всюду ходили исправники и хлестали их розгами. Но вскоре Петр Алексеевич повел меня ниже, то есть во второй круг, где также можно было наблюдать другого рода холопов.

Приплывши уж туда, я обнаружил пространство, всюду уставленное коробами и здоровенными ящиками. С обоих сторон этой площади находились склады, на которых также располагались подобные ящики. Были также множество проторенных босыми ногами троп, колеи дорог и сгустки все того же самого зеленого дымчатого оттенка воды, сквозь который проглядывались полчища мертвецов. Каждый из них нес тяжелый ящик или короб от одного склада, до другого, и, донесши и поставивши один такой на землю, они брали новый такой и несли его обратно, прогибаясь до самой земли как дантесские гордецы в Чистилище. Здесь также приходилось претерпевать от ударов розгой.

– Вот значит, Иван Андреевич, – говорил мне царь, – это вот у нас тут воры, которые крали у своих господ или продавали краденное купцам.

– Крепостные?

– Натурально.

Мне становилось немного не по себе, и чем дальше мы углублялись в ад, тем мучительней становились пытки для нашего брата.

В четвертом круге находились одни женщины, и все они были голыми, и все они сидели в больших землянках, которые сверху закрывались мощными клетками, да так, что там не оставалось ровно никакого свободного места. Ну то есть натурально в этих ямах было настолько тесно, что, выбирая из всех мук на свете, я бы лучше предпочел, что бы на мне ездили как на апулеевском осле, чем вот такую пытку.

Когда я подошел к одной такой землянке, то увидел там знакомую мне, но давно уже умершую от тифа женщину. Это была крепостная того самого кузнеца Теремьева, которого я много лет почитал отцом. Я подошел к ней и с жаром спросил ее:

– Что ты здесь делаешь, Акулька?! Спросил я ее на выдохе, после чего взял глоток воздуха.