Дом грозы

– Залечить… тело? Хочешь сказать, что папа бил маму? Ты это хочешь сказать? – Нимея отвлекается от дороги, немного сбавляет скорость.

Она выпустила пар и теперь пуста, почти уравновешенна, а вот Фандер кипит. Это даже успокаивает, будто Нимея может принять его злость и пропустить через себя. Так здорово быть не единственной истеричкой в машине.

Фандер бледнеет так быстро, будто сейчас упадет в обморок, и можно было бы и вовсе остановить машину, но он не стоит таких усилий. О чувствах этого человека Нимея раньше не думала. И все-таки ее сердце не на месте.

Год или полтора назад она так впечатлилась рассказами Омалы о семейной жизни в доме Хардинов, что всю ночь просидела с ней, борясь с подступающими слезами. Возможно, в тот день она решила, что эту женщину не бросит. А наутро миссис Хардин поправила прическу, припудрила лицо и пошла дальше изображать аристократку.

Энграм ничего не знал, и Омала просила не рассказывать. Она опасалась, что сын ее не поймет. Говорила, что Энграм не такой, как Фандер. Слишком гибкий и мягкий, но почему-то, по ее словам, недостаточно сильный. Нимея считала, что Энг может принять любую правду, но Омала только мотала головой, уговаривая молчать.

И вот Нока рассказывает все Фандеру и не знает, чего от него ждать. Нимея понятия не имеет, сломают ли этого человека горькие слова. Может, он слишком жесток и ко всему безразличен?

– Ты не знал? – Нимея задает этот очень личный вопрос быстрее, чем успевает подумать.

– Мама и папа… – Хардин говорит очень медленно и, кажется, сейчас раскроет душу, но Нимее чертовски страшно заглядывать в нее.

В голове начинает неприятно шуметь, а глаза режет от незнакомого чувства подступающих ни с того ни с сего слез.

Перебей его, сейчас же. Не дай откровенничать.

Слишком приятно лезть в чужую душу, но очень опасно проникаться чужими печалями.

– Ну они не ладили, и что с того? – Она искусственно усмехается, а Фандер вдруг приближается к ее лицу. Нимея настороженно замирает. – Что тебе надо?

– У тебя что… Слезинка на щеке? – Он морщится, глядя на прозрачную каплю, что катится по щеке Нимеи, и та быстро ее вытирает.

– Брось, показалось.

– Как скажешь.

Фандер изучает ее профиль еще пару секунд, что не очень-то приятно. Он непременно заметит и синяки под глазами, и пепельные веснушки, и впалые щеки. Не то чтобы Нимея их стеснялась или считала своими недостатками, но ей не хочется, чтобы Фандер Хардин ее разглядывал. Становится крайне неуютно, приходится дернуть плечом, повести подбородком – намекнуть, чтобы катился к черту.

– Что еще было? – Он отстраняется, и Нимея с облегчением выдыхает.

Так себе аттракцион – прослезиться в присутствии Фандера. Она вовсе не плакса, но почему-то ее до боли трогают эти Хардины, будь они неладны.

– Он очень сильно ее бил. Омала сказала, что если бы не умела лечить свое тело, то уже была бы мертва. Она часто драматизирует, но в этом случае я почему-то ей верю.

– Ты шутишь?

– Нет. – Нимея сглатывает. Она на опасной территории чужих семейных разборок, где каждому может быть больно.

– Почему она не ушла?

– Я спрашивала ее.

– И?..

Нока отчаянно борется с собой, чтобы не начать сочувствовать Фандеру Хардину.

– Она не отвечала. Но, думаю, причина была. Ни один человек в здравом уме не стал бы такое терпеть просто так. – И вот она уже умоляет Хардина верить ей.

Фандер открывает окно и выбрасывает пшеницу.

– Могла бы еще в Траминере сказать, что идея оживлять опавшие листья идиотская.

– И помочь тебе избежать позора?

Оба улыбаются. Это длится не дольше вдоха, но оба этот момент ловят чуть расширившимися зрачками и не разрывают зрительный контакт буквально пару секунд, меньше полумили по ровной трассе.

Нимея отворачивается, Фандер потягивается и начинает изучать вид за окном.

– Опять будешь ловить панические атаки, за руки меня не хватай – сломаю, понял? – бормочет себе под нос Нимея и сбрасывает скорость.

– С чего бы…

– Впереди Аркаим, – отвечает она, кивая на блеклый призрак города на горизонте.

Машина пересекает очередную границу.

* * *

На границе Экима все прошло поразительно быстро. Нимея едва заглушила мотор, а Хардин пялился на очередную пшеницу, которую достал из кармана брюк, ни на что, впрочем, не надеясь. Просто так ему казалось, что он занят хоть каким-то делом. Граница Аркаима же – сущий ад. Эти две страны разделяет не больше десяти миль, относящихся к Илунгу, который просочился между ними, заполучив обрубок береговой линии.

Очередь кажется бесконечной, а солнце неистово жарит так, что черная машина мистера Хардина раскаляется.

– Тут нет какого-то охлаждения? – Нимея стучит по всем подряд кнопкам, но лучше не становится. Ей безумно хочется выйти на улицу, но каждый раз, когда она собирается это сделать, очередь сдвигается на три-четыре дюйма.

– Охлаждение? В машине? Первый раз слышу.

– Ты маг или кто? Может, есть артефакт какой-нибудь, заклятие. У вас что, не было рабов-экимцев или илунженцев?