Дом грозы

– Я ни черта тебя не боюсь! – вопит Нимея-человек, группируется за одну секунду, в пару четких приемов прижимает руки Фандера к земле над его головой и нависает сверху. Ее колени упираются в землю по обе стороны от безвольного тела Фандера, который и не думает бороться; его это не интересует, скорее забавляет.

Она все так же чувствует его сердцебиение, но теперь еще и тепло его тела. Ее температура тела в обличье волка была выше температуры тела человека, но сейчас ей холодно, а от тела Фандера исходит жар, его тепло обжигает там, где она соприкасается с его кожей.

– У-у-у-у, – тянет он. – Боюсь-боюсь!

Его дыхание касается ее лица, Нимея хмурится и уже хочет поскорее все прекратить.

– Заткнись, заткнись, заткнись! И прекрати, черт возьми, улыбаться! – Ей с каждым словом становится легче, это даже пугает. Покалывание теперь в подушечке каждого пальца, в висках, в корнях волос. – Я пыталась, черт, я, блин, пыталась! Я хотела быть… вежливой! Я хотела!

Она кричит это ему прямо в лицо, а Хардин уже просто хохочет.

– Хватит! Прекрати ржать! Прекрати!

Нимея задыхается, он своим смехом выбил из нее дурь, и вот она уже не терпеливый солдат, а девчонка, давшая волю эмоциям.

– Я так тебя ненавижу… – шепчет она совсем без сил. Руки подводят, и единственной опорой вдруг оказываются ладони Фандера, которые ловят ее поникшие плечи и удерживают, не давая упасть всем телом ему на грудь.

Он весь напрягается, но Нимее плевать, что ему может быть неприятна ее близость. Пусть дотерпит до ближайшего мотеля, чтобы отмыться, если уж на то пошло.

– Я не могу… смотреть на тебя, – выдавливает она.

Их лбы почти соприкасаются, и Фандер хмурит брови.

– Силы святые, ты же вечно с этой своей улыбочкой. Да ты вообще ни о чем не жалеешь! Ты, блин… – Нока глотает воздух и замолкает на пару секунд, потому что слишком явно чувствует запах Хардина, и тут же появляется желание смыть его с себя.

Ей кажется, он затаил дыхание и следит за каждым ее движением.

Правильно, будь настороже и не дыши, не порти свои чистые легкие моим грязным запахом.

Их носы почти соприкасаются. Так близко, что вторжение в личное пространство ощущается острее.

– Ты даже ногтя своего брата не стоишь!

Мир переворачивается – Нимея оказывается спиной на траве.

Больше никакого смеха, напряжение в теле Хардина чувствуется очень явно, как и всегда при упоминании Энграма. Насколько же этот подлец ненавидит родного брата, если всякий раз устраивает из-за него истерику?

– Продолжай, – хрипит Хардин.

Теперь они лежат рядом на земле, тяжело дыша. Грудные клетки обоих вздымаются.

– Вечно смеешься, язвишь, жалуешься. Открываешь свой рот!

– Ага.

– Ты не заслужил свободы! Ни черта ты ее не заслужил! Три года назад ты гонял меня по Бовале, как крысу, ты уничтожил дело семьи Лю, мои родители… Ты…

– Продолжай, – опять торопит Фандер.

Кончики их пальцев могли бы соприкасаться, но, увы, не в этот раз и не в этой истории.

– Ты разрушил мой дом… – Она шепчет совсем по-девчачьи, с придыханием.

Хардин поворачивает голову, будто хочет проверить, Нимея ли рядом, а она поворачивает свою, потому что не понимает, зачем он пялится.

– Да, разрушил, – кивает он.

– Я ненавижу тебя.

– Я знаю.

– И ты это заслужил.

– Я знаю.

– Мы никогда друг друга не поймем.

– Никогда.

– Но нам нужно ехать ради Энга.

– Да.

– И я не смогу терпеть всегда. Не смогу стараться все время.

Он кивает.

– Я буду кричать и рычать, и тебе придется смириться.

Кивает снова. Его руки дергаются к Нимее, но она с таким ужасом смотрит на них, что Хардин больше не шевелится.

– Что бы ты ни собирался сейчас делать, держи лапы при себе.

Он напрягается.

– Убьешь меня, и черта с два найдешь Имбарг.

Она видит облегчение на лице Хардина и опять не понимает природу его действий.

– Если тебе плевать на Энга, то о себе подумай. Там тебе, по крайней мере, скажут, как жить. Не то чтобы мне была дорога твоя шкура, но псих с магией времени, разгуливающий по миру, – это не то, что нам всем нужно.

– Ты злая. – Фандер улыбается, и в этот момент он настолько похож на Энграма, что у Нимеи в груди теплеет. Впервые за последние два дня.

– А когда просила, чтобы я «открыл глазки», казалась доброй, – ласково продолжает он, пока из груди Нимеи вырывается мученический стон.

Она не может его терпеть.

Не могу, не могу, не могу.

– Я притворялась. Убирайся, я полежу еще две минуты – и поедем.

Он кивает, встает и уходит, а Нимея скулит, лежа в траве, даже не обратившись волчицей.

* * *

Мир Нимее снова кажется не таким уж и серым. Вспышка гнева, выплеск энергии и отсутствие оправданий Фандера удивительным образом успокаивают, начинает казаться, что все не так уж и плохо. В первую очередь ей стало ясно, что она не сумасшедшая. Если бы Хардин начал говорить разумные вещи, она бы даже подумала, что вспылила на пустом месте.