Она смотрит на руки, ситуация все больше похожа на сон, потому что два массивных серебряных браслета, как наручники, сковывают запястья, и магии в теле будто бы больше нет. Только ощущение пустоты и бесполезности. Ни единого шанса на трансформацию, точно не с этой штукой.
Нимея беспомощно переводит взгляд на Фандера, который безостановочно что-то шепчет. Теперь границы сдерживающего его купола четко различимы, потому что внутри него буйно разрастается зелень, пытаясь вырваться за пределы искуственного барьера, но безуспешно.
– А чего ты хотела? – Фольетинец наступает. – На траминерской машине. С траминерцем. Мы бы просто забрали что могли и ушли восвояси. Но… Ты его как только не называешь. И
– Вижу, сарказма такие тупые браши, как ты, не понимают, – констатирует Нимея с кривой усмешкой – последнее, на что она способна.
Она заставляет себя хотя бы встать на колени, чтобы быть чуть выше. Кожа болит так, что хочется плакать.
Это просто невыносимо терпеть.
– Значит, он не твой котик?
– Мой, – рычит Нока в ответ, чувствуя, как скрипят связки и вырывается животный звук, который издают волки.
–
– Ты нанесла оскорбление…
– Большее, чем нанесла тебе природа, сделав таким уродом? – Ноке легче от этих слов. Она надеется приблизить свою участь, а уже потом думать, что делать, потому что ожидание невыносимо.
Ему хватает и этого. Через секунду перед Нимеей стоит уже не человек – волк. Слишком похожий на настоящего. Если бы Нимея могла сейчас превратиться в волка, ее шерсть была бы лоснящейся, глаза – почти человеческими, умными, а тело – массивным, неестественно крупным. Фольетинец другой. У него впалые бока с выпадающей клочьями шерстью, глаза безумные, тело состоит из сухих мышц. Он меньше любого не потерявшего разум фольетинца, потому что уже практически не человек. Еще немного – и обратиться собой он уже не сможет. Волк рычит, кашляет, как повисшая на поводке собака. Волосы на загривке встают дыбом, и угрожающе мечется по траве и опавшей хвое хвост, покрытый скатанной в сосульки шерстью.
– Ну привет, хорошая собачка, – шепчет Нимея.
Она впервые так сильно боится животного, и это кажется чем-то неестественным, потому что в ее мире не бывает
Волк набрасывается на нее. Нимея вырывается как может, даже пытается бежать, но фольетинец проворнее, а еще им руководят инстинкты. Он больше видит, больше чувствует, быстрее реагирует. Магия сводит его с ума, она сконцентрирована, как у подростка, чьи мышцы переполнены силой и необходимостью быть быстрее самого времени.
Нимея лежит под тушей волка, тяжело дыша и понимая, что один укус желтых зубов может переломить ей шею. Один взмах когтистой лапы – и кожа на ее лице просто расползется, оголив череп.
Волк машет головой, будто пытается сбросить паутину, фыркает, подвывает и обращается человеком, стоя при этом на всех четырех конечностях. Руки по обе стороны от головы Нимеи. Коленями упирается по обе стороны от ее колен. Нимее кажется, что ее сейчас вывернет, но даже голову повернуть она не может, потому что теперь дрожащие пальцы фольетинца держат ее за волосы.
Он тяжело дышит, изо рта, с гнилых зубов и растрескавшихся губ стекает бешеная слюна, капая на шею Нимеи, и она содрогается от тошноты снова и снова, держась из последних сил. Так и появляются браши. Они ловят последние крохи человечности перед тем, как навсегда покинуть этот мир. Фольетинец снова кашляет, также по-собачьи, с мерзким хриплым звуком, его спина выгибается, тело трясет, и кожа резко бледнеет до синюшного оттенка.
– Ну-ну, принцесса, не вырывайся, хуже будет!
Хриплый смех проникает в уши, а следом за ним слышен такой жуткий визг, что Нимея не верит, что этот звук издает она сама. Все потому, что фольетинец наклоняется ближе, будто собрался ее поцеловать, но он только рычит ей на ухо, как будто помутился рассудком и не понимает, в человеческой он форме или в волчьей.
– Фандер! – вопит она, хотя знает, что он не поможет.
– Фандер!
– Не поможет твой Фандер, зови лучше. – Фольетинец переворачивает Нимею на живот и одним махом разрывает ее майку, легко пробираясь к коже.