Дом грозы

– Тише, не трать силы… Ты мне этим не поможешь, – тихо просит Нимея Фандера, жалея, что не может обернуться и заглянуть в глаза. Они бы наверняка успокоили.

Он так безоговорочно и полностью верит в Нимею, что это не может не придать сил, но лишняя секунда – это много.

– Твоя смерть мне ни к чему, – кривит губы фольетинец. – Умрешь героиней, вот еще. Мне нужен твой позор.

Ногти фольетинца удлиняются, превращаясь в жуткие изогнутые когти. Черные и острые, как бритвы.

– Позор за что?

– За это. – Он кивает на Фандера.

Позор.

Нимея понимает, о чем он, и ей становится тошно. Устаревший закон – раньше уличенного в предательстве, в воровстве или в порочащих связях волка наказывали десятью глубокими разрезами на спине. Никто так не делает уже сотню лет, кроме маргиналов и приверженцев старых правил. О таком пишут разве что в книжках про дам, наряженных в платья с кринолинами. В сюжетах таких историй несчастного героя волокут в центр площади. Он вопит не своим голосом, а на его спине расцветают десять рваных ран, символизирующих совершенные им десять грехов.

Это мерзко, больно, бессмысленно и настолько архаично, что сама идея подобного наказания кажется абсурдной. Нимее чудится, что она попала в какие-то игры со временем и отправилась в далекое прошлое прямо на суд к отсталому получеловеку.

– А теперь вопрос. – Мужчина скалится, Нимея с отвращением замечает пену в уголке его рта, и чем ближе он к ней подходит, тем сильнее она чувствует отвратительный кислый запах слюны.

– Только один? Я удивлена. – Руки Фандера лежат у нее на лопатках, его лоб упирается в ее затылок. Миллиметры, что их отделяют, кажутся милями.

Ну что, стоит поднажать и сломать долбаный щит этого неуча, продавить его и коснуться друг друга на самом деле.

– Сначала нам приглянулась ваша машина… явно траминерская тачка. Мы даже хотели тебя пощадить, думали, ну не может она с этим животным… Но вы, голубки, так мило держались за ручки, пока убегали, что я понял, у вас все однозначно по любви. Хотя… я не был бы джентльменом, если бы не дал тебе последнего шанса, верно, принцесса? Поэтому и спрашиваю…

У Нимеи сводит скулы от попытки сдержать улыбку, а Фандер за ее спиной издает нервный смешок. На долю секунды они словно снова спрятались от всего мира, фольетинец это заметил, и его лицо кривится от отвращения.

– Скажи прямо сейчас, что эта тварь тебе никто, и иди дальше. А?

– Нет. – Нока не думает ни секунды.

* * *

Фольетинец подходит совсем близко. Нависает над Нимеей, дышит ей в лицо кислятиной. Теперь она чувствует раздирающие ее эмоции. Тепло Фандера успокаивает, такое знакомое и, на удивление, желанное, но при взгляде на фольетинца ее охватывает лютый страх.

Нимея не трусиха, но отрицать, что она в ужасе, глупо. Любой боится непредсказуемости безумия, иногда даже больше неизвестности смерти. Сердце холодеет, и резкие движения чудятся там, где их нет. От каждого щелчка тело напрягается.

Почему я не обращаюсь?

Нимея не в силах ответить. Потому что он тоже может обратиться?

В таком состоянии ему уже проще быть волком, чем человеком. Сердце фольетинца наверняка колотится в предвкушении схватки так же быстро, как от страха бьется сердце Нимеи, а от отчаяния – Фандера.

– Неужели подставишься за эту белокожую мразь?

– Разумеется.

– Да что такое, красотка? Ну? Зачем он тебе? Чем он лучше нормального мужика? – Он скалится, брызжет слюной и дрожит от предвкушения.

Бесит. Сделал бы уже, что надо, и отстал. Черт.

– Он мне нужен.

– Ну-ну, расскажи, как свела судьба такую сладкую девочку и этого…

– Ты болтать сюда пришел? – обрубает Нимея. Фольетинец тяжело дышит, глаза бегают по ее лицу, кончик языка показывается из-за приоткрытых губ и проходит по нижней из угла в угол.

– Конечно нет, дорогуша. Не могу заставлять даму ждать.

– Я так просто не сдамся…

– Поверь, это будет быстро.

Визг Нимеи тонет в криках Фандера по ту сторону купола и хохоте фольетинца, который сжимает мерзкие когти на ее плечах.

Давай же, ну. Чего ждешь?

Но тело впервые не отзывается. Впервые оно даже не думает обращаться волком, ногти не заостряются, не меняется анатомия тела. Ничего. Никакой приятной дрожи от предвкушения свободы. Не обостряются нюх, зрение, не наливаются силой мышцы. Нимея в отчаянии и чувствует, как раздражение и страх сменяются паникой. Самой настоящей, из-за которой дыхания не хватает. Вторым чувством прорывается гнев, сильнее, чем когда-либо до этого.

– Какого… – Нока с яростью дергает плечом, один раз, второй и каким-то чудом вырывается. Когти фольетинца разрывают кожу, будто это всего лишь ткань, кажется, что он отпустил Нимею специально, просто потому что наигрался.

На плечах Нимеи остаются рваные раны, на грудь и лопатки льется кровь. Нимея спотыкается почти сразу, стонет от боли и перекатывается на спину.

– Ты даже не заметила? Посмотри на свои ручки, милая…