Дом грозы

Фандеру выделили похожую на кладовку комнатку в мансарде, Бэли и Лис собирались уже возвращаться в свою квартиру, а Якоб и Лю заняли одну из спален в доме. Из-за суеты поднимается шум, топот, Рейв выдает друзьям полотенца, постельное белье и инструкции. Нимея чувствует сердцебиение в ушах, а еще жгучий стыд, потому что стоит как идиотка, прижавшись лбом к двери своей спальни, и ждет, когда наступит секунда тишины.

– Доброй ночи, – говорит Рейв по ту сторону деревянной преграды. Стук закрываемой двери. Шаги Фандера по лестнице.

Сердце Нимеи как будто сжимают когтистой лапой, и оно лопается и брызжет кровью, потому что слишком – как выяснилось – нежное для таких манипуляций.

Нет уж, мне вовсе ни к чему участвовать во всей этой любовной чепухе, но какого черта… Да! Именно, какого черта! Какого черта там, с ними, он был так счастлив?

Нока открывает дверь и выглядывает в коридор. Темно и тихо – никого. А потом, как воришка, рыщет взглядом по углам и бросается к лестнице на мансарду, проклиная скрипучие ступеньки. Ворчит на себя, на тех, кто построил этот дом, на Фандера Хардина, которому вздумалось показать ей такую неприятную сцену.

Нимея замирает, не дойдя два шага до двери на мансарду.

А что тут, собственно, неприятного?

Почему ему нельзя быть счастливым? Почему ему нельзя веселиться с друзьями (и Бэли Теран)?

Она делает шаг назад.

Брось, это же смешно!

Фандер распахивает дверь и смотрит на Нимею сверху вниз, высоко задрав брови и хитро улыбаясь. Он совершенно такой же, каким был с ней в машине еще несколько часов назад, до ссоры и нападения того чокнутого. Возможно, таким же он и был там, за столом с друзьями. Такой же, как всегда.

Что не так, Нимея Нока?

Он успел попасть под дождь, футболка мокрая, с волос капает вода.

– Зайдешь или так и будешь у порога стоять?

– Зайду, – смело кивает Нимея, а потом залетает на мансарду, будто боится, что он передумает.

Комната крошечная, зато две стены из четырех, расположенные друг напротив друга, застеклены от пола до потолка. Окна, выходящие на море, распахнуты, сырой ветер задувает в комнату, и открывается потрясающий вид на сумасшедший ливень, будто пытающийся смыть весь Дорн в Жемчужное море.

Нимея стоит спиной к Фандеру, глядя в окно, и боится пошевелиться, не зная, что говорить и зачем вообще пришла. Она просто была зла, ревновала, бесилась, ловила панические атаки и умирала от страха в своей комнате. И почему-то решила, что, стоит прийти в мансарду к Фандеру, сразу станет легче. И вот она здесь.

Фандер делает к ней два шага, и его руки оказываются на ее плечах. Его мокрая футболка касается лопаток Нимеи, там, где заканчивается ее тонкая майка и открывается обнаженная кожа.

– Меня поражает, что, пройдя через революцию и гражданскую войну, ты так и не стала взрослой, Нимея.

– Что?

Она разворачивается к нему резко, отчего у нее кружится голова, и ее взгляд тут же попадает в плен черно-зеленых глаз. В нем так причудливо все перемешалось: магия земли и времени борются за первое место. Она слышала, что новой силе нужна неделя или две, чтобы победить более слабую. По крайней мере, так было у тех, кого она знала.

– Поборница здравого смысла. – Он чуть задирает подбородок, глядя на Нимею из-под полуопущенных ресниц.

У нее сердце замирает от его самоуверенного вида – еще минута, и этот человек обрушит ей на голову всю правду.

Прочитает в ее глазах больше, чем она готова выразить словами, и непременно скажет все сам, даже не задумавшись о том, хочет Нимея слышать правду или нет.

– Самая безразличная ко мне девушка на свете только что не смогла пережить один вечер, не поцапавшись со мной? – Из-за его насмешливого тона Нимее хочется развернуться и уйти.

Если он

ее не понимает, то кто вообще поймет?

– Какого черта? – взрывается она, готовая импровизировать, но, кажется, все, что она хотела ему сказать, уже давно было озвучено.

– Тс-с, не нужно кричать и топать ногами. Ты же не будешь отрицать, что в бешенстве?

– Да, в бешенстве, потому что все делают вид, что вот так сидеть за одним столом – нормально, дружить с Теран – нормально, общаться с тобой, будто ничего и не было, – нормально…

– А ты провела пару ночей в обнимку с тем, кто даже после революции не раскаялся. Это другое? Им не понять? – Хардин широко улыбается, обнажая зубы.

Нимея задыхается. Сейчас она одновременно люто его ненавидит, так что готова драться, и восхищается им настолько, что сердце не может удержать ровный ритм. С каждым раскатом грома за окном в ее груди словно происходит разряд и кто-то проводит не очень умелую дефибрилляцию, забыв о счете, ритме, пульсе. Бессмысленные попытки спасти умирающего, которые не приведут к результату, а лишь ускорят смерть.

Пора остановиться.

Нимея отходит на два шага, выставив перед собой руки:

– Не приближайся.