Дом на Северной

Но оттого, что врач проговорил невозмутимо, спокойно, как, видно, всем говорил до нее, — с той невозмутимостью, которую скорее назовешь равнодушием, — Кате стало неспокойно, она растерянно оглянулась и направилась к выходной двери. «Он же маленький, ведь каждая минута дорога, — думала она, выглядывая на улицу. Дождь с шумом хлестал по деревьям, земле, больнице и по церкви напротив. — Льет-то как! Он, маленький, ждет». Катя собралась было бежать домой, теперь дорогу знает, дойдет быстро, но сообразила, что в такую непогоду «Скорая помощь» вряд ли найдет ее дом. Катя представила испуганное лицо Татьяны Петровны, беспомощное, худенькое тельце ребенка, и сильная боль резанула по сердцу: терять нельзя ни минутки, нужно торопиться, все кончится плохо. Она растерянно оглянулась, как бы ища поддержку, сочувствующий взгляд, и, оставив дверь открытой, шагнула за порог. Вон церковь стоит. Церковь стоит, а дождь ее хлещет. И Катя словно нашла спасение, кинулась к церкви, шепча по пути горячие благодарственные слова. Казалось, за огромным зданием прячется кто-то сильный, могущий ей помочь, достаточно лишь у него хорошо, нежно попросить. Но кто он такой? Она не знала. Ей было все равно. Она упала на мокрые ступени перед дверью, давно заколоченной толстыми гвоздями, по которым с равнодушием хлестал дождь.

— Господи, если ты есть… Господи, я тебя умоляю, сохрани ты ее! Я буду тебе свечки ставить, молить за других тебя, любить. Господи, ты же видел, какой он синенький, мой ребеночек маленький. Умереть может!.. — исступленно проговорила Катя. Произнесенные слова довели ее за минуту до полного изнеможения. — Ой! — с ужасом воскликнула она, вспомнив свои слова о смерти, удивляясь простоте их, вскочила, как ужаленная, кинулась в больницу, прокричала невозмутимому доктору свой адрес. Ее трясло, словно в лихорадке. Она поверила своим словам, что ребеночек, ее ребеночек, может умереть. И побежала домой. «Господи, — шептала она, — я буду любить тебя. Помоги, если сможешь, если ты есть. Господи!.. Помоги, господи!..»

* * *

«Скорая помощь» стояла у двора, насторожив в непогоду красные огоньки. Катя облегченно вздохнула, обрадовавшись, что «скорая» прибыла раньше ее. Шофер сидел в светлой кабине, читал газету. Его нельзя было хорошо рассмотреть из-за потоков воды, стекающей по стеклу кабины, но видно было, что он спокойно читает, совсем не волнуется, и это как нельзя еще больше успокоило Катю. Она пересекла двор по дорожке, взбежала на крыльцо и дернула набухшую водою дверь, приостановилась в сенях, ожидая услышать крик ребенка, но было страшно тихо, только слышалось, как с яростным остервенением полощет дождь крышу.

Врач стоял возле стола, на котором на расстеленных пеленках лежал голенький ребеночек. Татьяна Петровна с заплаканными глазами стояла рядом и держалась рукою за грудь. Увидев Катю, она неловко ступила к ней бочком, не сдержалась и крепко обхватила ее:

— Мила-ая моя Катенька-а…

У Кати подкосились ноги. Она все поняла, но не настолько, чтобы поверить в смерть ребенка, удивляясь, что ребеночек лежит на столе голенький: простудится. Она пыталась отстранить старуху, выглядывала из-за нее на стол, на врача, молча, серьезно, видать, будучи не впервые свидетелем вот таких сцен, невозмутимо, как и в больнице, смотрящего вбок. Он как бы терпеливо ждал, когда же, наплакавшись, успокоятся люди.

Наконец Кате удалось освободиться от причитающей, вцепившейся крепко в нее старухи, и она, подойдя к столу, сразу все поняла, поняла, что произошло ужасное, невозможное, то, что не должно было произойти. Но все же ее не покидала надежда. Отчаянная надежда держала ее, и она с мольбой и ужасом глядела на врача, ожидая от него каких-то решительных шагов, которые дадут опору ее надеждам. Она глядела неподвижно на врача, но врач ничего не предпринимал, он невозмутимо, словно читал по-прежнему роман, смотрел вбок, потом перевел взгляд на ребенка. Он ничего не предпринимал, будто был обыкновенный человек, не могущий помочь.

— Доктор, спасите… Ой, доктор! Я вас просила… — Она хотела укором вернуть доктора к действию, ее все еще не покидала надежда. Она ведь знала, какой был тогда спокойный доктор, как он внимательно читал книгу, и если бы не потерянные минуты, кто знает, ребеночек был бы спасен. И вот Катя стремилась укором заставить доктора предпринять то, что может сделать только он, — помочь.

— Обыкновенно следует рожать в больнице, в родильном отделении, — ответил медленно, раздельно врач, стремясь строгим тоном успокоить женщину.

— Ка-атенька-а, да ты ж моя родненькая! — причитала старуха, вновь бросаясь к ней. — Да померла деточка наша-а… маленька-а-а!