Дом Ротшильдов. Мировые банкиры, 1849–1999

Однако на любой возможный союз между Италией и Францией «наводил порчу» вопрос отношений между Итальянским королевством и римско-католической церковью. Дипломатическим ключом к решению вопроса был статус Рима, которого продолжали домогаться итальянские политики, несмотря на договор с Францией 1864 г. Но последствия враждебности между итальянским государством и папой римским затронули и финансовую сферу. Когда итальянское правительство предложило собрать деньги с помощью продажи церковных владений, иностранные банки проявили значительный интерес. В ходе переговоров, которые продолжались несколько месяцев, образовался синдикат — в него вошли Ротшильды, «Сосьете женераль» и «Креди фонсье», а Лангран шел за ними по пятам. Все они предлагали выдать правительству деньги еще до продажи: говорили о займе в 600 млн лир в обмен на 10 % комиссионных и церковные земли, стоившие предположительно свыше миллиарда лир. Но после того, как стало ясно, что папа решительно возражает против продажи церковных земель и, что еще важнее, итальянское правительство хочет переложить по крайней мере часть ответственности за акт экспроприации на банки, Ротшильды пошли на попятный.

Отчасти их отступление было вызвано деловыми причинами: некоторые аспекты предлагаемой операции не нравились Джеймсу, не в последнюю очередь из-за необходимости участвовать в деле вместе с «мошенниками» вроде Ланграна. Но главной причиной, как показывают личные письма в Лондон, было то, что Джеймсу не хотелось навлекать на себя гнев все более влиятельной во Франции партии ультрамонтанов (ее сторонники выступали за жесткое подчинение национальных католических церквей папе римскому, а также отстаивали верховную светскую власть пап над светскими государями Европы). Такая чувствительность к мнению католиков была любопытной чертой Джеймса в его последние годы. Он уже демонстрировал нечто подобное в 1865 г., когда возражал против продажи испанских облигаций на том основании, что «действия, направленные против правительства и министра [такой] католической страны, как Испания, где евреям не позволено даже иметь синагоги, в долгосрочной перспективе ни к чему хорошему не приведут». Теперь он снова воспользовался теми же доводами: «Как еврей я не хочу идти против церковников, так как это может повредить евреям повсюду… дело не в [нашей] малой доле, а из-за того, что операция невозможна, ее нельзя осуществить. Я, еврей, должен заставлять церковников продавать их имущество? <…> Я остаюсь финансистом и [не] хочу [вмешиваться] в политику, которая настроит духовенство против нас».

Даже прагматичный Альфонс согласился, что «отождествлять себя с политическим поступком, который пусть и удобен, но и не справедлив, и не беспристрастен, значит приносить доброе имя в жертву наживе и возбуждать против итальянских евреев все средневековые страсти».

Римское препятствие оказалось непреодолимым. Возобновление переговоров с «Креди фонсье» и правительством Раттацци о прямом займе в размере 100–120 млн лир в июле 1867 г. окончилось неудачей из-за возобновления конфликта осенью того же года. В духе настоящей оперы-буфф Раттацци призывал Гарибальди предпринять второй поход на Рим, затем приказал арестовать его, а затем подал в отставку, когда французы отправили в Рим новые войска. Позже Гарибальди бежал из ссылки на острове Капрера, однако оказалось, что население Рима настроено равнодушно, а итальянская регулярная армия перешла на сторону французов: его добровольцы потерпели поражение в битве при Ментане, совсем как при Аспромонте за пять лет до того.