Дом Ротшильдов. Мировые банкиры, 1849–1999

После такого фиаско, которое моментально приблизило призрак войны между Францией и Италией, на поверхность вновь всплыл вопрос о церковных землях, но Джеймс и Альфонс в очередной раз отказались принять участие в операции, к явной досаде лондонских партнеров. Как обычно, за их сдержанностью скрывались причины делового свойства: разговоры о налоге на итальянские рентные бумаги раздражали Джеймса, как и все более независимый стиль переговоров «Креди фонсье». Но по сути решающим стал религиозный вопрос. «Мы в католической стране, — сокрушенно говорил Альфонс, — и невозможно идти против религиозных предрассудков страны, где живешь, особенно если сам принадлежишь к другой вере». Нат с ним соглашался: «…заниматься церковными делами будет очень трудно для нашего Парижского дома». «Духовенство, — уверял он, — разорвет нас в клочья, если сможет, и ничто на свете не сделает нас более непопулярными. Вот мое мнение: будь там какая угодно прибыль, искренне надеюсь, что мы не будем иметь к делу никакого отношения»[71]

. Альфонс многозначительно напоминал лондонским кузенам, что в «почти аналогичных обстоятельствах» они «отказались заниматься русским займом из-за либеральных настроений в Англии, где в те дни все открыто поддерживали Польшу против России». Более того, теперь надо было учитывать добавочные политические осложнения французского присутствия в Риме. В феврале и марте 1868 г. Альфонс и Джеймс часто советовались с Наполеоном и Руэром, которые видели взаимопонимание в римском вопросе предварительным условием любого займа Италии. Прийти к такому взаимопониманию так и не удалось.

Неудачные переговоры 1867–1869 гг. стали переломным моментом в истории Ротшильдов в Италии — еще больше, чем закрытие Неаполитанского дома в 1863 г. Майер Карл сокрушался: «…очень жаль, что… такое выгодное дело достанется нашим врагам и тем, кто постоянно выступает против нас». Правда, за церковные земли удалось выручить меньше денег, чем рассчитывали: главной целью продажи стало понижение цены на итальянскую землю. А Ротшильды по-прежнему оставались главной силой в управлении итальянским внешним долгом до 1880-х гг.: в 1861–1882 гг. свыше 70 % процентных выплат по рентным бумагам, которые находились во владении иностранцев, проходило через дома Ротшильдов. Кроме того, именно к Лондонскому дому итальянское правительство в 1880–1881 гг. обратилось за стабилизационным займом в 644 млн лир, когда было решено возобновить платеж звонкой монетой. Правда, Альфонс никогда не обладал тем влиянием на правительства Италии, каким обладал Джеймс в 1850-е — 1860-е гг.

С точки зрения французской дипломатии трудности, которые влекла за собой продажа итальянских церковных земель, были более зловещими. «Римская головоломка» не только препятствовала участию Ротшильдов в продаже церковных земель; она также фактически исключила возможность антипрусского союза Франции и Италии. Всякий раз, как французские Ротшильды отказывались иметь дело с церковными землями, на их место заступали немецкие банкиры — Эрлангер, Оппенгейм, Ганземан и Бляйхрёдер.

Еще одним признаком угасания влияния французского капитала в Италии была постепенная дезинтеграция одного из тех творений Джеймса, которыми он больше всего гордился: Южно-австрийской Ломбардо-венецианской и центральной железнодорожной компании. По сравнению с Сарагосской железной дорогой Ломбардская могла считаться историей успеха: компания аккуратно выплачивала дивиденды своим акционерам. Ее будущее также виделось в розовом цвете: австрийский перевал Бреннер открыли для железнодорожного сообщения в 1867 г., а в 1871 г. открыли туннель Фрежюс, после чего время в пути между Италией и Францией резко сократилось. Когда английские Ротшильды путешествовали по Ломбардской железной дороге, новшества произвели на них большое впечатление. Более того, казалось, нет причин, по которым Ломбардской компании не следует и дальше расширять географический охват. В 1867 г. она обеспечила за собой контроль над рядом римских линий за скромный краткосрочный заем в 11 млн лир, предоставленный итальянскому правительству. Через два года, после разговоров о расширении ее сети на Балканы и в сторону Константинополя, облигации компании резко взлетели в цене.