Дом Ротшильдов. Мировые банкиры, 1849–1999

Истина находится где-то посередине между этими двумя крайностями. С политической точки зрения было не совсем верно намекать, что Великобритания добилась контроля над Суэцким каналом и попутно расстроила планы французского правительства. По мнению Вульфа, правительство Франции еще раньше отказалось от покупки акций канала и потому видело во вмешательстве Великобритании желанное решение египетского вопроса. Кстати, и владение 44 % акций первого выпуска не давало Великобритании контроль над самим каналом (тем более что акции не обладали правом голоса до 1895 г., а после того получили всего 10 голосов). С другой стороны, после просьбы хедива выплатить 5 % вместо дивидендов по акциям канала британское правительство получило прямую заинтересованность в финансах Египта. Дизраэли был не прав, предполагая, что «Компания Суэцкого канала» в силу своего положения могла закрыть канал для британского судоходства; по закону такого не могло произойти. С другой стороны, никто не гарантировал, что закон, обязывающий компанию держать канал открытым для судов всех государств, всегда будут уважать. Как резонно заметил Дизраэли, владение акциями дало Великобритании дополнительный «рычаг влияния» — и более сильный повод для возможной мести — в случае угрозы ее средствам связи. Такую точку зрения приняли «Таймс» и другие банки (в том числе лорд Оверстоун). По прошествии времени она кажется вполне оправданной. Если бы правительство Франции не возражало против покупки, Ротшильдам не обязательно было поддерживать такую строгую секретность 23–25 ноября. Письмо Гюстава от 31 декабря намекает на то, что при известии о «перехвате» британцами Египта в Париже вначале началась «паника». Через две недели его старший брат передал завуалированную угрозу со стороны французского правительства: «Если Англия сейчас продолжит… политику вмешательства в дела Египта, придя на спасение хедива посредством еще одной финансовой операции и овладев главными доходными статьями страны, положение французского прав-ва может стать очень щекотливым…»

И с финансовой точки зрения критика либералов была безосновательной. Как указал Дизраэли в испепеляющем ответе Гладстону и Лоу в палате общин, доводы Лоу преуменьшали заслуги Ротшильдов, которым удалось в кратчайшие сроки представить такую большую сумму, пусть и на три месяца. Тем более (что подтверждают письма Ротшильдов из Парижа и Франкфурта) что нельзя было исключать возможности дипломатической реакции Франции или России. Когда биржевой брокер Артур Вагг предположил, что Ротшильды должны были предоставить деньги безвозмездно, Лайонел презрительно ответил: «Артур Вагг… вы человек молодой и еще узнаете, что к чему. Я заработал на операции 100 тысяч ф. ст. и жалею, что не 200 тысяч». Как он указал Корри 19 февраля, они серьезно рисковали: например, хедив мог потребовать, чтобы выплаты производились золотом; «непредвиденные обстоятельства» могли породить дефицит на денежном рынке; какое-нибудь другое правительство, «привыкшее вести дела с Ротшильдами, могло обратиться к компании с просьбой провести операцию с крупными денежными выплатами и, обнаружив, что компания не способна удовлетворить их спрос, перевело бы дела в другие руки». Никто не гарантировал, что Английский Банк охотно предоставит деньги, если бы с просьбой обратились к нему.

Как Корри сказал Дизраэли после беседы с Лайонелом, такой вопрос «…способно было решить только правление в полном составе, но тогда пришлось бы пожертвовать временем и секретностью… По мнению барона Ротшильда, правительство, возможно, могло бы вынудить Английский Банк найти 4 миллиона (и при более низкой ставке комиссии). Но это был бы акт насилия, при совершении которого… воспользовались любыми средствами, чтобы получить деньги от независимых компаний. Кроме того, он с уверенностью заявляет, что Английский Банк не нашел бы требуемую сумму, не породив смятения на денежном рынке».

Именно «полное отсутствие такого смятения», как заключил Лайонел, и способствовало лучшему «исполнению порученного задания».