Дом Ротшильдов. Мировые банкиры, 1849–1999

26 мая 1876 г. Лайонел писал Дизраэли: «Надеюсь, что очень скоро буду иметь возможность поздравить вас с завершением договора, который обеспечит мир на много лет благодаря энергичным и решительным действиям». На самом деле «энергичные действия» Дизраэли, состоявшие в посылке флота в Дарданеллы и попытке расколоть «Союз трех императоров», едва не вовлекли Великобританию в войну. В мае 1876 г. султан отрекся от престола, через месяц к антитурецкому восстанию примкнули Сербия и Черногория. Так называемые «болгарские ужасы», в ходе которых нерегулярные турецкие военные отряды, башибузуки

, предположительно убили 15 тысяч болгар-христиан, представили Гладстону прекрасную возможность вернуться из отставки на волне праведного негодования. 9 июня, когда Дизраэли встретился за ужином у Лайонела с российским послом Шуваловым, его тревога из-за дипломатической изоляции Великобритании была очевидна. Более того, когда статс-секретарь по делам Индии лорд Солсбери поехал в Константинополь, чтобы присутствовать на созванной Дерби международной конференции, он почти согласился с полномочным представителем России Игнатьевым, что Турция должна предоставить автономию части Болгарии. В то же время грубая попытка Дизраэли выкупить Австрию из «Союза трех императоров» — он откровенно спросил: «Сколько вы хотите денег?» — ни к чему не привела. Письмо Лайонела к Дизраэли от 8 сентября, одно из многих, в которых он поощрял премьер-министра и сообщал ему сведения, собранные в Сити, подтверждает, что он вел «очень трудную битву». Если бы Великобритания и Россия в самом деле начали войну в июне 1877 г., за нее несли бы равную ответственность Дизраэли и Горчаков. В сложившейся же ситуации Дизраэли потерял поддержку двух министров (Дерби и лорда Карнарвона).

Для Ротшильдов перспектива такой войны была крайне тревожной по одной простой причине. В 1870–1875 гг. лондонские и парижские Ротшильды совместно выпустили российских облигаций на 62 млн ф. ст., таким образом наконец добившись влияния на российские финансы, которое так долго от них ускользало. Операция оказалась выгодной: цена российских пятипроцентных облигаций выросла с 85 в марте 1870 г. до 106 в августе 1875 г., рост составил 24 %. Восточный кризис 1875–1877 гг. свел наметившееся улучшение на нет, сбив цену до 74 в октябре 1876 г. и до 68 — в апреле следующего года, когда Россия объявила войну Турции. Это, в свою очередь, сказалось на цене большинства государственных облигаций на всех крупных европейских биржах. Сам Натти позже называл банковский кризис 1878 г., который начался с краха «Банка Глазго» и достиг кульминации при банкротстве «Банка Запада Англии», крупнейшим «в истории английского банковского дела». Лайонел и Натти (который в то время готовился сменить заболевшего отца) встали перед дилеммой: поддержать ли Россию, рискуя унижением и даже расколом Османской империи и всеми последствиями, которые могли грозить Египту и самой Великобритании?

Они выбрали Турцию, уступив российский заем 1877 г. консорциуму немецких банков, возглавляемому Мендельсоном. За долю в том займе соперничали французские акционерные банки — особенно «Дисконтный банк» и «Лионский кредит»[171]. В августе Дизраэли сумел убедить королеву в том, что Ротшильды «крайне враждебны по отношению к… политике России и отказались помогать царю в его теперешнем тяжелом положении»[172]. Ротшильды пошли на настоящую жертву, так как более или менее отстранялись от финансов Российской империи на полтора десятилетия. Все их поступки невозможно объяснить единственно с точки зрения их экономических интересов в Османской империи, потому что в момент кризиса в 1877 г. таких интересов почти не осталось. Главные железнодорожные концессии на Балканах находились в основном в руках Хирша. Ротшильды продолжали отвергать просьбы о финансовой поддержке из Константинополя; а до первого крупного займа Египту оставалось еще больше года. Поэтому единственным разумным объяснением является объяснение неэкономическое.