Дом Ротшильдов. Мировые банкиры, 1849–1999

Однако имелась еще одна политическая оговорка. Лайонел и Альфонс по-прежнему придавали больше значения поддержанию гармоничных отношений между великими державами — в данном случае Францией и Англией, — чем установлению в Египте иностранного финансового контроля. Более того, именно через Альфонса британское правительство впервые узнало о предложении компромисса со стороны президента Франции Мак-Магона: речь шла о создании многонациональной комиссии по надзору за египетскими финансами, в которой равное представительство получили бы Англия, Франция и Италия. Альфред из Парижа передавал о «гневе» Деказа из-за увиливания Дерби от прямого ответа и предупреждал, чтобы правительство не «ставило под сомнение» предложение Франции. Лайонел передал ответ Дизраэли: «Они хотят, чтобы французы составили хороший план, а не такой, по которому они прикарманят деньги, не сделав хедиву ничего хорошего». Трудность состояла в том, что существовал конфликт интересов между владельцами египетских процентных облигаций и теми — главным образом французскими и египетскими банками, — которые предоставляли хедиву краткосрочные займы. В сущности, держатели облигаций отказывались согласиться с тем, что кредиторы, предоставившие краткосрочные займы, имеют равные с ними права, и потому наложили вето на общее списание всех египетских долгов на 20 %. Такую позицию одобрило правительство Великобритании. В результате парализованной оказалась новая, основанная в мае, «Касса государственного долга». В отсутствие согласия между Англией и Францией Ротшильды наотрез отказались взваливать на себя реструктуризацию египетского долга. Поэтому заниматься консолидированным долгом в размере 76 млн ф. ст. пришлось комиссии по расследованию (в 76 миллионов не входили 15 миллионов личных долгов, обеспеченных землями хедива, а также значительный краткосрочный долг, который, скорее всего, доходил до 6 млн ф. ст.).

Преодолеть все трудности как будто удалось лишь в 1878 г., после создания комитета, куда вошли представители «Кассы», Лессепса, Риверса Уилсона и одного египтянина. Комитет рекомендовал назначить «международное» правительство под руководством Нубара-паши; при этом Риверс Уилсон должен был стать министром финансов, а француз Эжен де Блиньер — министром общественных работ. Одновременно с этим английские и французские Ротшильды предоставили заем в 8,5 млн ф. ст. под залог большого куска земельных владений хедива. Помимо уверенности, которую получили инвесторы, данный поступок создавал впечатление англо-французского единства. В «Журналь де деба» его даже назвали «почти эквивалентным заключению союза между Францией и Англией». Несомненно, именно такое впечатление стремились произвести Ротшильды. Однако, как и уверенность инвесторов в Египте, это впечатление оказалось эфемерным.

Не следует рассматривать политику Великобритании и Франции в Египте в отрыве друг от друга; более того, египетские дела стали лишь побочной линией в более обширной истории долгового кризиса Османской империи, который, как мы видели, стал предпосылкой продажи хедивом акций Суэцкого канала. И долговой кризис Османской империи необходимо рассматривать в контексте дипломатии великих держав; в конце концов, его наступление ускорило восстание против османского правления в провинциях Босния-Герцеговина и Болгария. То было «христианское» дело, которое российские дипломаты поспешили развить во внешнеполитических, а британские лейбористы — во внутриполитических целях. Если роль Ротшильдов в Египте была связана с политикой, то же самое в большей степени характеризует их позицию в Балканском кризисе 1875–1878 гг. Сочувствие Дизраэли, естественно, склоняло их поддерживать его по сути протурецкую политику; но их финансовые обязательства перед Россией шли с такой политикой вразрез.

Россия придерживалась «развязной» политики в отношении Турции с октября 1870 г., когда царь отказался признавать условия Парижского мира 1856 г. Правда, отмену нейтрального статуса проливов — одного из немногих конкретных результатов Крымской войны — должны были санкционировать другие великие державы на международной конференции в Лондоне; а политика Бисмарка по примирению Германии, Австрии и России под флагом «Союза трех императоров» (Dreikaiserbund) в начале 1870-х гг. была нацелена на сдерживание России на Балканах. Однако возможны были столкновения России и Великобритании из-за Турции, тем более что Дизраэли мечтал разрушить «Союз трех императоров». Летом 1875 г., как только в Боснии и Герцеговине вспыхнуло восстание, Дизраэли начал обвинять Россию, Австрию и Пруссию в провоцировании распада Османской империи. На самом деле и Андраши, министр иностранных дел Австро-Венгрии, и Горчаков, его российский коллега, удовольствовались бы шестисторонним соглашением, которое навязывало Турции «эффективные меры», с чем Дерби, скорее всего, согласился бы (как согласились Франция и Италия). Но Дизраэли такой результат не устраивал.