Дом Ротшильдов. Пророки денег, 1798–1848

Как докладывал Меттерниху австрийский посол в Париже: «Пусть Дом Ротшильдов делает вид, будто их сочувствие на стороне исключительно монархии, признание обязательств, взятых на себя правительством Кортесов, и независимость испанских колоний обеспечит куда более широкое поле для его [Натана] финансовой деятельности и политическую стабильность, ценность которой они не могут не приветствовать». Короче говоря, роль Ротшильдов в Испании была двоякой: вначале они были заинтересованы в налаживании связей с правительством Кортесов, затем финансировали французскую интервенцию, но отказались субсидировать реставрированный режим. На Джеймса, Соломона и Натана нажимали со всех сторон — они ощущали противоречивые импульсы, исходящие от Парижа, Вены и Лондона. В конце концов они нашли прибежище в продуманной политике невмешательства, которая продолжалась в течение 10 лет. Как недвусмысленно заявил Джеймс в 1826 г., «прежде всего я думаю о банкротстве Испании».

Ротшильды держались на безопасном расстоянии от многочисленных выпусков облигаций бывших испанских колоний, которые заняли значительную долю лондонского рынка во время французской интервенции. 1822–1824 гг. можно назвать временем огромного южноамериканского «мыльного пузыря», поскольку инвесторы кинулись ссужать деньги молодым республикам: Чили, Колумбии, Буэнос-Айресу и Гватемале. Даже такая невероятная фигура, как Грегор Макгрегор, шотландский авантюрист и бывший генерал венесуэльской армии, сумел собрать 200 тысяч ф. ст., именуя себя «касиком Полиса» и убедив инвесторов, что малярийные болота Гондураса, которыми он, по его словам, управлял, готовы к освоению. Со смелостью, которой невозможно не восхищаться, Макгрегор даже написал Натану, предлагая проект независимой еврейской колонии в своем «королевстве» на острове Руатан. Ко всем подобным проектам Ротшильды оставались равнодушны, за исключением одного: Бразилии. Для их предпочтения имелись некоторые основания. Во-первых, Бразилия сохраняла тесные связи с Португалией и потому поддерживала прочные экономические отношения с Великобританией; во-вторых, она сохранила монархическую форму правления даже после обретения независимости в 1825 г. Более того, то, что бразильский император был женат на австрийской принцессе, позволяло некоторым современникам считать Бразилию своего рода посланницей Священного союза в Америке, хотя австрийское влияние на Бразилию было преувеличено[55]

. В качестве первого шага в том направлении Натан в 1823 г. разместил в Португалии заем на 1,5 млн ф. ст., гарантированный государственными доходами Бразилии. Такой шаг снова продемонстрировал его склонность ссужать деньги конституционным режимам, так как король Португалии принял конституцию по испанскому образцу, составленную лиссабонскими Кортесами по его возвращении из Бразилии в 1822 г. Возможность эмиссии бразильских государственных облигаций прощупала в 1824 г. группа из Сити под руководством Томаса Уилсона. Им удалось продать более чем на миллион фунтов пятипроцентных облигаций по выпускной цене в 75. Когда облигации выросли до 87, в дело вступил Натан: в 1825 г. он выпустил еще один заем на 2 млн ф. ст. по цене в 85. Как позже шутил Гейне, Натан стал «великим Ротшильдом, великим Натаном Ротшильдом, Натаном Мудрым, у которого император Бразилии заложил свою бриллиантовую корону». Хотя к середине XIX в. отношения сошли на нет, связи с Бразилией оказались одними из самых долгосрочных.

Итак, к лету 1825 г. Ротшильды прочно утвердились в качестве ведущих специалистов в европейских государственных финансах — и не только европейских. Страны Священного союза по очереди следовали примеру Великобритании, доверяя свои займы Ротшильдам: сначала Пруссия, за ней Австрия, затем Россия. Наконец, и Франция отдала предпочтение Ротшильдам перед более «старыми» парижскими банками. В течение трех лет братья оказывали жизненно важную финансовую помощь, позволившую Австрии подавить революцию в Неаполе, а Франции — восстановить абсолютистский режим в Испании. Однако тогдашний образ Ротшильдов как «банкиров Священного союза» был в некоторых отношениях карикатурой. Он подчеркивал то, что можно назвать их политическим агностицизмом, тенденцией усматривать благоприятные возможности в бизнесе, а не в политической обстановке. В конце 1826 г. Джеймс точно подытожил отношение Ротшильдов к политике Реставрации в многословном письме к Натану: «Было бы смертным грехом полагаться на Виллеля, Каннинга и на то, что эти господа пожелают сказать в парламенте, в результате чего невозможно заснуть ночью, а почему? Потому что они хотят больше, чем могут себе позволить, и мы должны благодарить Создателя, что можем выпутаться из этого положения. Сейчас нам нужно сказать одно: „[Хотите] заем? Вы можете получить столько, сколько хотите, и извлечь из него некоторую прибыль. Но на то, чтобы удержать все миллионы… мы не согласны“».