Дом Ротшильдов. Пророки денег, 1798–1848

Впервые Нусинген появляется в «Отце Горио» (1834–1835) как муж одной из двух эгоистичных дочерей обедневшего «вермишельщика» Горио. Он — «банкир немецкого происхождения, который стал бароном Священной Римской империи», говорит с ярко выраженным немецким акцентом… и живет на улице Сен-Лазар, в доме «в пошлом стиле, с тонкими колонками, с дешевыми портиками, со всем тем, что в Париже зовется „очень мило“, — типичном доме банкира, со всяческими затеями, с гипсовой лепкой и с мраморными мозаичными площадками на лестнице». В этом первом эпизоде — как и во втором, в «Истории величия и падения Цезаря Бирото» (1833–1837), — Нусинген изображается грубым и безжалостным дельцом. Когда обанкротившийся парфюмер Бирото с трудом добивается у него аудиенции — снова описаны «великолепная лестница» и «роскошные апартаменты», — его подвергают оскорбительному допросу и переправляют к другому банкиру, дю Тийе, который на самом деле и стоял за его падением. И снова Бальзак подчеркивает ужасный французский язык Нусингена: «Проницательный барон, чтобы уметь изменять своему слову, данному хорошо, но плохо сдержанному, сохранил ужасное произношение немецких евреев, которые льстят себе, что они умеют говорить по-французски».

Намеки на мошенничество содержатся в повести «Банкирский дом Нусингена» (1837–1838), в которой обсуждаются происхождение и способы ведения дел Нусингеном. Ключ к успеху Нусингена, намекает Бальзак, — череда фиктивных банкротств, когда он заставляет своих кредиторов принимать в уплату обесцененные акции. Проделав так в 1804-м, а затем в 1815 г., он готов приступить к осуществлению своего третьего и самого амбициозного плана, мошенничества за счет (в числе прочих) молодого аристократа и вдовы и дочерей одного эльзасского банкира, у которого он нажил свое первое состояние. Естественно, понимая, что бросает тень на репутацию, Бальзак старается избавиться от сходства своего персонажа с Ротшильдом. Так, Нусинген называется сыном «какого-то еврея, который крестился… из тщеславия», и, как говорят, «втайне завидует братьям Ротшильд». И все же сходство бросается в глаза: например, во второй мошеннической операции он скупает ценные бумаги перед сражением при Ватерлоо. Описание внешности Нусингена также весьма характерно: «…коренастый и тучный, грузный, как мешок, невозмутимый, как дипломат. У Нусингена тяжелая рука и холодный взгляд рыси. У него не показная, а глубокая проницательность: он скрытен и нападает врасплох». Сам размер финансового влияния Нусингена также наводит на определенные мысли: «Он — гений всеобъемлющий. Этот финансовый кит готов продать депутатов правительству и греков — туркам. Коммерция для него… — сумма разновидностей и единство разнообразий». В одном месте Бальзак даже сравнивает своего Нусингена с Наполеоном — как в свое время сравнивали Натана. О сходстве недвусмысленно свидетельствует и фраза о том, что пэром и великим офицером ордена Почетного легиона его сделала Июльская революция. Последний знак отличия Джеймс в самом деле получил от Луи-Филиппа.

Главного персонажа в повести «Банкирский дом Нусингена», конечно, нельзя назвать реалистическим портретом Джеймса де Ротшильда. Прежде всего, повесть — сатира на изменчивые финансовые рынки 1830-х гг., которые персонаж доводит до абсурда. «Мораль» повести в том, что «должник сильнее, чем кредитор», а в самом запоминающемся абзаце приводятся «истинные принципы золотого века, в котором мы живем». Становится понятно, почему «левые» после смерти Бальзака стремились провозгласить его своим: «Некоторые самовольные акты считаются преступными, если отдельный человек совершает их в отношении своего ближнего. Но они теряют преступный характер, если направлены против массы людей, подобно тому как капля синильной кислоты становится безвредной в чане воды».