Дом Ротшильдов. Пророки денег, 1798–1848

Однако, когда та же проблема возникла в 1837 г., у Лайонела не оставалось иного выхода, кроме как снова предложить выручить правительство: в конце концов, облигации, по которым подходил срок выплаты процентов, два года назад выпустили сами Ротшильды. И Джеймс понимал, что у них единственный выход — еще один краткосрочный заем. Тем более после женитьбы Фердинанда на Марии на сцену вышли старые друзья Ротшильдов, Саксен-Кобурги. В 1837 г. стратегия Ротшильдов заключалась в том, чтобы сделать Лиссабону еще одну, последнюю, инъекцию наличными, «чтобы никто не мог сказать, что Ротшильды не платят по кредиту», а затем выйти из игры. Даже эта попытка минимизации ущерба не имела успеха, что привело к долгому и в высшей степени неприятному судебному разбирательству с правительством Португалии[119]

. Лайонел стремился логически обосновать случившееся: пусть португальские облигации упали с 75 до 25, но «наше имя еще не потеряно». Его дядю такие доводы не убеждали. «Не желаю больше тратить деньги на этот мусор», — примерно таким было его последнее слово на тему Португалии. Последующие попытки заинтересовать Ротшильдов португальскими финансами всякий раз наталкивались на твердый отказ. И конкуренты не позволяли им забыть о фиаско. В 1846 г., когда за займом обратились к Бэрингам, один из партнеров настоятельно не советовал участвовать в займе на том основании, что «португальский кредит запятнан из-за ненадлежащего управления им евреями и спекулянтами… и отношение к нему нежелательно для любого банкирского дома, который желает оставаться на хорошем счету».

В политическом смысле Испания не очень отличалась от своей соседки, хотя в экономическом смысле она могла предложить больше, чем Португалия. И в этой стране в основе конфликта лежали династические разногласия. Применим ли в Испании салический закон — правило престолонаследия, по которому предпочтение отдавалось мужской линии? Если да, то законным наследником Фердинанда VII считался его брат Карлос. По мнению других, трон следовало передать его единственному ребенку, Изабелле, рожденной в 1830 г. С формальной точки зрения позиция Изабеллы была сильнее: хотя салический закон приняли в 1713 г., в 1789 г. Карлос IV ограничил его, хотя и тайно, подписав так называемую Прагматическую санкцию. Фердинанд из предосторожности решил предать дело огласке за пять месяцев до рождения дочери. С другой стороны, в 1832 г., когда он заболел, стало очевидно, что его брату Карлосу хватит силы (если не прав), чтобы оспорить правомерность притязаний Изабеллы; он вынудил свою мать Марию-Кристину временно приостановить действие Прагматической санкции. После неожиданного выздоровления Фердинанда Карлос вынужден был бежать в Португалию, но гражданская война стала неизбежной. В сентябре 1833 г., когда король неожиданно умер, Карлос объявил, что не собирается признавать регентство Марии-Кристины; через десять месяцев, вернувшись в Испанию, он начал собирать вокруг себя сторонников. Как и в Португалии, династический спор имел идеологическую окраску: Карлос был испанским домом Мигелом, реакционным «злым дядей», в то время как его невестка Кристина (после первоначального заигрывания с реформаторами абсолютизма в лице Сеа Бермудеса) объединилась с «умеренными» либералами вроде Мартинеса де ла Росы и тем самым получила временную поддержку со стороны более «прогрессивных» демократов, которые грезили о революции 1820 г. Кроме того, война имела и религиозную подоплеку: хотя сторонники Карла были сильнее всего в Наварре и Стране Басков, Изабелла больше импонировала бюрократам в Мадриде и финансистам в главных коммерческих центрах страны.