Домби и сын

Да, пригрезилось. Но теперь эти грёзы прошли, и она чувствовала, что он никогда боле не возвратятся.

— Я посвчу теб здсь на лстниц. Весь домъ наверху теперь твой, — сказалъ отецъ тихимъ голосомъ, — ты теперь полная хозяйка, Доброй ночи.

Закрывъ лицо руками, она зарыдала и едва могла проговорить:

— Доброй ночи, милый папа!

Взбираясь по лстниц, она еще разъ оглянулась наэадъ, какъ будто хотла воротиться, какъ будто надялась, что отецъ позоветъ ее. Но это была мгновенная и совсмъ безотрадная надежда. Отецъ продолжалъ стоять внизу, безъ движенія и безъ словъ, до тхъ поръ, пока не скрылась въ темнот его дочь и не затихъ шорохъ ея платья.

Да, припомнитъ это м-ръ Домби въ грядущіе годы! Проливной дождь крупными каплями падалъ на кровлю, втеръ дико завывалъ вокругъ пустыннаго дома, — дурные признаки! Да, припомнитъ это м-ръ Домби въ грядущіе годы!

Послдній разъ какъ онъ наблюдалъ ее съ этого же мста, она взбиралась на лстничныя ступени съ его сыномъ на рукахъ. Это воспоминаніе не растрогало его души, не расшевелило его сердца. Онъ вошелъ въ комнату, заперъ дверь, слъ на кресло и заплакалъ о своемъ сын… но дочь для него не существовала.

Вмсто того чтобы спать, Діогенъ стоялъ на караул y своего поста и съ тревожнымъ нетерпніемъ дожидался отсутствующей хозяйки.

— О, Діогенъ, милый Діогенъ! полюби меня ради его.

Но Діогенъ уже любилъ ее всмъ сердцемъ своимъ и всми собачьими способностями не ради чего другого прочаго, a ради собственной особы, и спшилъ, какъ могъ, выразить свои врноподданническія чувства. Онъ началъ прыгать и кривляться на вс возможныя манеры и въ заключеніе, поднявшись на заднія ноги, зацарапалъ дюжими когтями половинки дверей, между тмъ какъ хозяйка его уже спала и видла во сн группу розовыхъ дтей, ласкаемыхъ отцомъ. Наконецъ, выбившись изъ силъ, Діогенъ отъ досады скомкалъ свою постель въ подушку и разлегся вверхъ ногами на голыхъ доскахъ во всю длину своей привязи. Въ этомъ положеніи онъ направилъ глаза на дверь спальни и замигалъ самымъ неистовымъ образомъ. Посл этой продлки онъ заснулъ, и во сн ему пригрезился его непримиримый врагъ, который, какъ слдуетъ, былъ встрченъ громкимъ и храбрымъ лаемъ.

Часть вторая

Глава XIX

Вальтеръ узжаетъ

Деревянный мичманъ, сторожившій входъ въ магазинъ мастера всхъ морскихъ инструментовъ, отвердлый, жестокосердый мичманъ, смотрлъ съ величайшимъ хладнокровіемъ на отъздъ Вальтера даже въ тотъ роковой вечеръ, когда въ послдній разъ его присутствіе оживляло тихую бесду въ маленькой гостиной. Погруженный въ ученыя разысканія, съ квадрантомъ вокругъ чернаго сучковатаго глаза, онъ гордо выставлялъ на показъ свои чертовски щеголеватые штаны и, по-видимому, не обращалъ никакого вниманія на суеты и треволненія житейскаго моря, поднимаемаго бурею напастей. Обстоятельства, самовластно управляющія судьбою смертныхъ, имли надъ нимъ очень ограниченную власть. Сухой день покрывалъ его пылью, туманный — ваксилъ сажей, мокрый — наводилъ яркій лоскъ на его мундиръ, a самый жаркій день вздувалъ свжіе пузыри на его безчувственномъ тл. И больше ничего. Во всхъ другихъ отношеніяхъ онъ былъ жестоковыйный, одебеллый, горделивый мичманъ, занятый исключительно астрономическими наблюденіями, такъ же мало вникавшій въ земныя тревоги, какъ Архимедъ при взятіи Сиракузъ.

Такимъ, по крайней мр, онъ казался при тогдашнемъ положеніи семейныхь длъ. Вальтеръ нжно поглядывалъ на него, проходя мимо, a бдный дядя Соль, когда племянника не было дома, выходилъ на крыльцо, облокачивался на косякъ и плотно прикладывался своимъ изношеннымъ парикомъ къ ногамъ этого генія-хранителя его магазина. Но ни одинъ надменный идолъ съ огромными устами отъ уха до уха и убійственнымъ ликомъ изъ перьевъ попугая не былъ столь хладнокровенъ къ молитвамъ своихъ дикихь обожателей, какъ этотъ мичманъ къ нжному участію своихъ хозяевъ.

Тяжело стало на сердц Вальтера, когда онъ бросилъ прощальный взглядъ на свою спальню, на ея стны и карнизы. Еще одна ночь, и онъ покинетъ пріютъ своего дтства, быть можетъ, навсегда. Картины были сняты, книги собраны въ кучу, вещи упакованы, и комната, лишенная привычнаго убранства, холодно и съ горькимъ упрекомъ смотрла на своего хозяина, который такъ безжалостно оставлялъ ее на произволъ непредвиднныхъ случайностей. "Еще нсколько часовъ, — думалъ Вальтеръ, — и мечты, лелявшія мое дтство, когда я былъ школьникомъ, такъ же не будутъ принадлежать мн, какъ и эта старая спальня. Мечты, авось, еще забредутъ въ сонную голову, и самъ я, можетъ быть, возвращусь на это мсто, но комната успетъ перемнить десятки новыхъ жильцовъ, и каждый изъ нихъ станетъ издваться надъ распоряженіями прежняго хозяина."