Домби и сын

Но это были уединенныя мысли, западавшія въ душу отшельника въ глубокую полночь, когда онъ безмолвно сидлъ въ своемъ кабинет за разбросанными бумагами. Притомъ врожденная гордость легко находила противоядіе безотрадному размышленію, и м-ръ Домби, вдумываясь въ свое положеніе, естественно доходилъ до привычныхъ заключеній о своемъ финансовомъ могуществ, которое теперь такъ наглядно подтверждалось словами и обхожденіемъ храбраго воина. Никогда не имя друзей, онъ чувствовалъ теперь нкоторую наклонность къ майору, и его сердце, всегда холодное, какъ ледъ, казалось, начинало оттаивать. Майоръ былъ свтскій человкъ, знакомый со многими знатными особами. Майоръ принималъ нкоторое участіе въ судьб маленькаго Павла и оживлялъ свтскимъ разговоромъ пріятные часы, проведенные въ Брайтон. Майоръ былъ краснорчивйшій собесдникъ, разсказывалъ безъ умолку множество анекдотовъ и, очевидно, занималъ въ высшемъ кругу почетнйшее мсто, какъ блистательный дэнди и, что всего важне, блескъ его отнюдь не помрачался позорнымъ пятномъ нищеты, которая, какъ извстно, очень нердко затмеваетъ великолпнйшія достоинства самыхъ модныхъ дэнди. Положеніе майора въ обществ утверждено на прочномъ основаніи. Майоръ привыкъ къ разсянной жизни и въ совершенств зналъ мста, которыя теперь они собирались постить. Какого же надо лучше товарища для м-ра Домби, человка безспорно совершеннаго въ своемъ род, но уже слишкомъ исключительнаго, и для котораго Свтъ ограничивался торговыми конторами и длами королевской биржи? Принято было въ соображеніе и то обстоятельство, что майоръ, какъ человкъ военный, научившійся презирать смерть со всми ея ужасами, могъ, въ настоящемъ случа, свтомъ своей философіи озарить страждущую душу сироты-отца; но эту мысль м-ръ Домби таилъ въ глубин сердца, и ни одинъ смертный не подозрвалъ ея тайнаго присутствія.

— Гд этотъ разиня? — воскликнулъ майоръ, яростно озираясь вокругъ и ища глазами туземца. — Ты здсь, негодный, a гд же завтракъ?

Черный слуга исчезъ, и черезъ минуту слышно было, какъ онъ дрожащими стопами взбирался на лстницу съ подносомъ въ трепетныхъ рукахъ.

Блюда и тарелки, по естественной симпатіи, тряслись и дрожали вмст съ нимъ.

— Домби, — сказалъ майоръ, ободряя туземца сжатымъ кулакомъ, когда тотъ, разставляя тарелки, уронилъ одну ложку, — вотъ тутъ жареныя почки, пуддингъ, пирогъ съ разными разностями и такъ дале. Садитесь-ка за столъ и не прогнвайтесь на старикашку Джоза: онъ угоститъ васъ по лагерному.

— Чудесный завтракъ, — отвчалъ гость.

Не отвчая на комплиментъ, майоръ принялся угощать себя жареными блюдами съ величайшимъ усердіемъ, оказывая полное презрніе медицинскому факультету, предписывающему строгую діэту для всхъ особъ съ его темпераментомъ и здоровьемъ.

— Вы не заходили туда, сэръ? — спросилъ майоръ, указывая на противоположный флигель, — вы не видали нашей пріятельницы?

— То есть, миссъ Токсъ? Нтъ, майоръ, не видалъ.

— Славная женщина: не правда ли? — сказалъ майоръ съ жирнымъ смхомъ, отъ котораго чуть не лопалось его узкое горло.

— Что вы хотите сказать? миссъ Токсъ на мои глаза очень порядочная женщина.

Этотъ отвтъ, казалось, доставилъ майору безконечное наслажденіе. Онъ запыхтлъ, раздулся и, бросивъ ножикъ съ вилкой, самодовольно началъ потирать руками.

— Старикашка Джозъ, сударь мой, занималъ тамъ не послдній уголокъ; но теперь миновали его красные дни. Джой получилъ отставку. Джозефа Багстока затерли, загнали, уничтожили. Теперь это можно сказать вамъ, Домби.

Майоръ пріостановился и посмотрлъ вокругъ себя съ таинственнымъ негодованіемъ.

— Это, сударъ мой, чертовски честолюбивая женщина!

— Будто бы! — сказалъ м-ръ Домби съ холоднымъ равнодушіемъ. Въ его физіономіи выразилась презрительная недоврчивость насчетъ того, чтобы женщина, подобная миссъ Токсъ, осмливались питать въ себ такое высокое чувство.

— Эта женщина, — продолжалъ майоръ, — въ своемъ род настоящій Люциферъ. Джой Багстокъ имлъ свои красные дни, но это не мшало ему держать ухо востро. Онъ смотритъ, сударь мой, во вс глаза. Его высочество, покойный герцотъ іоркскій, не разъ говаривалъ, что стараго Багстока самъ чортъ не проведетъ.

Сказавъ это, майоръ съ остервенніемъ принялся додать жирный пирогъ и запивать горячимъ чаемъ. Его красное богдыханское лицо разгорлось и раздулось до такой степени, что м-ру Домби сдлалось страшно.

— Эта старая мартышка, сударь мой, — продолжалъ майоръ, — летитъ за облака съ своими замыслами. Она мтитъ выйти замужъ не хуже какой-нибудь герцогини.

— Жалю о ней, — сказалъ м-ръ Домби.

— Не говорите этого, Домби, — возразилъ майоръ предостерегательнымъ голосомъ.

— Почему же нтъ?

Вмсто отвта майоръ захриплъ, какъ надорванная лошадь, и принялся додать кусокъ пирога.

— Она часто посщала вашъ домъ и, кажется, принимала участіе въ вашемъ хозяйств?