М-ръ Домби улыбается, но едва замтно и вовсе не благосклонно; ибо м-ръ Домби чувствуетъ, что не долженъ допускать никакихъ шутокъ насчетъ своей почтенной тещи, особенно въ такое торжественное утро. Майоръ замчаетъ свой промахъ.
— Домби, привтствую васъ отъ всей души! Домби, поздравляю васъ со всмъ усердіемъ! Клянусь Богомъ, сэръ, въ этотъ день вы счастливйшій изъ смертныхъ во всей Англіи. Завидую вамъ.
Опять физіономія м-ра Домби принимаетъ далеко не совсмъ благосклонное выраженіе: есть особа, достойная большей зависти, и это, безъ сомннія, избранная его сердца, которая, конечно, бывъ удостоена такой чести, должна считать себя счастливйшимъ существомъ.
— A что касается до Эдиь Грейнджеръ, сэръ… — продолжаетъ майоръ, — да что тутъ толковать? нтъ женщины въ цлой Европ, которая бы не согласилась быть сегодня на мст Эдиь Грейнджеръ. Всякая женщина съ охотой отдастъ свои уши и даже серьги, чтобы замнить собою Эдиь Грейнджеръ.
— Вы слишкомъ любезны, майоръ.
— Домби, вы это знаете сами. Оставимъ въ сторон безполезную деликатность. Да, вы это знаете сами.
— Конечно, майоръ, если допустить…
— Милліоны чертей и чертенятъ, м-ръ Домби, знаете ли вы этотъ фактъ, или не знаете? Домби! Признаете ли вы стараго Джоя своимъ другомъ? Стоимъ ли мы съ вами на короткой ног, Домби, на такой ног, что старикашка Джой можетъ послать къ чорту всякія церемоніи, или я долженъ повернуться налво кругомъ и держать руки по швамъ на почтительной дистанціи? Говорите откровенно, Домби, безъ обиняковъ и безъ ужимокъ.
— Вы слишкомь горячитесь, любезный майоръ, — сказалъ м-ръ Домби веселымъ тономъ.
— Да, я горячъ, чортъ побери. Джо Багстокъ и не отпирается, — онъ горячъ, сэръ, И это, скажу я вамъ, такой случай, который выводитъ на свжую воду вс благороднйшія симпатіи, какія только остаются въ старомъ, затасканномъ, истертомъ, дьявольскомъ труп старичины Джоя. Въ это время y честнаго человка вс чувства брызнутъ фонтаномъ изъ души, не то ему слдуеть напялить себ намордникъ; a Джозефъ Багстокъ говоритъ вамъ въ глаза, точно такъ же, какъ недавно говорилъ въ клуб, что онъ не намренъ напяливать намордника, какъ скоро рчь идетъ о Павл Домби. Теперь, чортъ побери, что вы на это скажете, сэръ.
— Увряю васъ, майоръ, я вамъ много обязанъ. Ваша дружба, конечно, слишкомъ пристрастная…
— Домби, ни слова больше. Пристрастья не было, нтъ, не будетъ и не можетъ быть въ старикашк Джо. Да!
— Ваша дружба, хочу я сказать, — продолжалъ, м-ръ Домби, — слишкомъ очевидна и, конечно, не требуетъ доказательствъ. Въ настоящемъ случа, майоръ, я всего мене могу забыть, чмъ и сколько обязанъ вамъ.
— Домби, вотъ вамъ рука Джозефа Багстока, или откровеннаго старикашки Джоя, если вамъ это лучше нравится. Объ этой рук его королевское высочество герцогъ Іоркскій изволилъ замтить его королевскому высочеству герцогу Кентскому, что это рука майора Джозефа, тертаго стараго забіяки, который прошелъ на своемъ вку сквозь огонь и воду. Домби, да будетъ настоящая минута счастливйшею въ жизни насъ обоихъ. Благослови васъ Богъ!
Затмъ приходитъ м-ръ Каркеръ, великолпный и улыбающійся наиторжественнйшимъ образомъ. Онъ едва можетъ выпустить руку м-ра Домби: такъ радушенъ его привтъ! и въ то же время онъ съ такимъ чистосердечіемъ пожимаетъ руку майора Багстока, что голосъ его дрожитъ отъ полноты благоговнія и восторга.
— Самый день сіяетъ счастьемъ, и солнце пламенетъ лучами любви, — говоритъ м-ръ Каркеръ. — Погода великолпная! Надюсь, я не опоздалъ?
— Акуратенъ и точенъ какъ всегда! — замтилъ майоръ. — Минута въ минуту, какъ назначено.
— Очень радъ, — сказалъ Каркеръ. — Я боялся промедлить нсколькими секундами дольше назначеннаго времени, такъ какъ дорога была загромождена длиныыми обозами. Я принялъ смлость, м-ръ Домби, хать черезъ Брукъ-Стритъ съ тмъ, чтобы приготовить скромный букетъ цвтовъ дли м-съ Домби. Такой человкъ, какъ я, удостоенный высокаго приглашеиія, гордится, если можетъ обнаружить слабый знакъ своей признательности. Такъ какъ я не сомнваюсь, что м-съ Домби окружена теперь всмъ, что есть въ мір драгоцннаго и великолпнаго, то я осмливаюсь надяться, что и мое скромное приношеніе будетъ принято съ нкоторою благосклонностью.
— Я увренъ, Каркеръ, м-съ Домби, то есть будущая м-съ Домби, оцнитъ достойнйшимъ образомъ знакъ вашего усердія, — сказалъ м-ръ Домби снисходительнымъ тономъ.
— И если ей ныншнимъ утромъ должно превратиться въ м-съ Домби, — замтилъ майоръ, допивая чашку кофе и взглянувъ на часы, — то намъ нельзя больше медлить ни минуты. Маршъ, маршъ!