Домби и сын

— Лучше, гораздо лучше лежать въ могил, — вопіяла м-съ Скьютонъ, — чмъ выносить вс эти ужасы! О Боже мой! собственное дтище, собственная плоть и кровь питаетъ противъ меня злобу отъявленнаго врага?

— Время взаимныхъ упрековъ между нами, матушка, уже прошло, не возобновляйте его!

— Да не ты ли возобновляешь это несчастное время? Теб извстна моя чувствительность, и, какъ нарочно, ты поражаешь меня безъ всякой пощады, и въ какое время! когда я должна всячески позаботиться, чтобы завтра выставить себя въ приличномъ свт! Удивляюсь теб, Эдиь. Превращать свою мать въ безобразное чучело, и когда? въ день своей свадьбы!!!

— Я сказала, что Флоренса должна хать домой.

— Ну, и пусть узжаетъ! — скороговоркой отвчала запуганная мать. — Я даже рада, что она удетъ. Что мн въ этой двочк?

— A для меня эта двочка то, что изъ за нея, матушка, я готова отречься отъ васъ, точно такъ же какъ хотла отречься отъ него завтра въ церкви. Въ ея грудь не долженъ западать зародышъ того зла, которое развилось и окрпло во мн: въ этомъ вамъ ручаюсь. Оставьте ее въ поко и откажитесь разъ навсегда отъ намренія преподавать ей уроки, которыми пользовалась собственная ваша дочь. Это — не трудное условіе для васъ.

— Конечно, если бы ты предложила его, какъ нжная дочь; но такія до крайности оскорбительныя слова…

— Оскорбительныхъ рчей боле не будетъ. Надюсь, наши отношенія кончились. Идите своей дорогой и наслаждайтесь плодами своихъ трудовъ. Забавляйтесь, веселитесь, наряжайтесь, сколько вамъ угодно, и будьте счастливы. Цли нашихъ жизней достигнуты. Каждая изъ насъ пойдетъ своей дорогой. Съ этого часа ни слова о прошедшемъ. Прощаю вамъ вашу долю въ завтрашнемъ позор. За себя стану просить Бога.

Затмъ она пожелала м-съ Скьютонъ спокойной ночи и отправилась въ свою спальню твердымъ и мрнымъ шагомъ, который, казалось, подавлялъ всякое волненіе ея души,

Но тмъ большая тревога возстала въ этой душ, когда она осталась одна. Пятьсотъ разъ прошла она взадъ и впередъ между блестящими уборами къ завтрашнему утру. Ея волосы распустились, глаза горли лихорадочнымъ блескомъ, блая грудь побагровла отъ ударовъ ея мстительной руки, и она, казалось, хотла растерзать въ конецъ свою собственную красоту, ненавистную, презрнную, опозоренную. Такъ проводила послднюю ночь передъ свадьбой Эдиь въ борьб со своимъ безпокойнымъ духомъ, неукротимымъ подъ ярмомъ всесильнаго рока.

Наконецъ, случайно прикоснулась она къ отворенной двери, которая вела въ комнату Флоренсы.

Эдиь вздрогнула, остановилась и заглянула туда.

При свт мерцающей лампады она увидла спящую двушку въ расцвт невинности и красоты. Эдиь притаила дыханіе, и какая-то невольная сила повлекла ее къ Флоренс.

Ближе и ближе подходила она, и наконецъ, губы ея прильнули къ нжной рук, свсившейся съ постели. Это прикосновеніе имло дйствіе того ветхозавтнаго жезла, который нкогда источилъ живительную воду для народа, погибавшаго отъ жажды.

Эдиь стала на колни подл постели, спустила растрепанные волосы на подушку, и слезы ручьями заструились изъ ея глазъ.

Такъ провела Эдиь Грэйнджеръ послднюю ночь передъ свадьбой.

Глава XXXI

Свадьба

Разсвтъ, со своимъ безстрастнымъ, блднымъ лицомъ, робко прокрадывается въ церковь, подъ которой покоится прахъ маленькаго Павла и его матери, и уныло заглядываетъ въ окна. Холодно и мрачно. Ночь держится еще на мраморномъ полу и гнздится въ углахъ и закоулкахъ. Уже виденъ циферблатъ на часахъ высокой колокольни, еще срый и туманный, но готовый служить маякомъ на бурномъ мор человческихъ суетъ, еще не всплывішіхъ на поверхность посл вечерняго отлива. Спитъ утомленный городъ крпкимъ сномъ богатыря, и утренняя заря еще не сметъ заглянуть въ его окна.

Тревожно проносясь и летая вокругъ церкви, разсвтъ оплакиваетъ свое кратковременное царство, и слезы его капаютъ на стекла оконъ, и деревья вокругъ церковныхъ стнъ ровно склоняютъ свои головы, изъявляя сочувствіе дружескимъ шелестомъ льстьевъ. Ночь постепенно блднетъ и съ трепетомъ оставляетъ церковь, но еще упорно держится въ сводахъ и прячется среди гробовъ. Мало-по-малу наступаетъ день: колокольный циферблатъ очистился отъ сраго тумана, разсвтъ осушаетъ свои слезы, подавляетъ жалобы и, выгнавъ ночь изъ послдняго ея убжища, въ испуг запирается самъ въ церковныхъ сводахъ и между мертвецами, до тхъ поръ, пока свжая ночь въ свою очередь не выгонитъ его оттуда.