— Дружище… — возразилъ капитанъ тихимъ голосомъ, — вы почти были моимъ другомъ, и потому я не прошу извиненія, что это слово сорвалось съ языка; если вы находите удовольствіе въ такихъ шуткахъ, то вы далеко не такой джентльменъ, какимъ я васъ считалъ, и значитъ, я жестоко ошибся. Теперь вотъ въ чемъ дло, м-ръ Каркеръ. Незадолго до своего отправленія въ это несчастное путешествіе, бдный Вальтеръ говорилъ мн, что его посылаютъ не на добро и совсмъ не для того, чтобы онъ составилъ свою карьеру. Я полагалъ, что молодой человкъ ошибается и старался его успокоить. Но чтобы самому врне убдиться въ своемъ предположеніи, я, за отсутствіемъ вашего адмирала, пришелъ къ вамъ, м-ръ Каркеръ, предложить учтивымъ образомъ два, три вопроса. Теперь, когда все кончилось, и когда уже нтъ боле никакого спасенія, я ршился еще разъ придти къ вамъ, сэръ, и окончательно удостовриться, точно ли я не ошибся. Точно ли поступалъ я, какъ слдуетъ честному человку, когда не открылъ въ свое время опасеній Вальтера его старому дяд, и точно ли, наконецъ, по распоряженію фирмы, назначившей молодого человка въ Барбадосъ, долженъ былъ раздувать попутный втеръ его паруса? отвчайте м-ръ Каркеръ, убдительно прошу васъ, отвчайте. Вы приняли меня въ ту пору съ большимъ радушіемъ и были со мной очень любезны. Если ныншнимъ утромъ самъ я не очень былъ любезенъ по отношенію къ бдному моему другу, и если позволилъ себ сдлать какое-нибудь непріятное замчаніе, то мое имя — Эдуардъ Куттль, и я вашъ покорный слуга.
— Капитанъ Куттль, — сказалъ приказчикъ самымъ учтивымъ тономъ, — я долженъ просить васъ сдлать мн милость.
— Какую, м-ръ Каркеръ?
— Я долженъ просить васъ объ одолженіи убраться отсюда вонъ и оставить меня въ поко. Проваливайте, куда хотите съ вашей безумной болтовней.
Вс морщины на лиц капитана поблли отъ изумленія и наполнились страшнйшимъ негодованіемъ. Даже красный экваторъ посреди его лба поблднлъ, подобно радуг между собирающимися облаками.
— Я былъ слишкомъ снисходителенъ, когда вы приходили сюда первый разъ, любезный мой капитанъ Куттль, — продолжалъ Каркеръ, улыбаясь и показывая на дверь. — Вы принадлежите къ хитрой и дерзкой пород людей. Если я терплъ васъ, добрый мой капитанъ, то единственно потому, чтобы не вытолкали отсюда въ зашеекъ вашего молодца — какъ бишь его зовутъ? но это былъ первый и послдній разъ — слышите ли? — послдній. Теперь, не угодно ли вонъ отсюда, добрый мой другъ.
Капитанъ буквально приросъ къ земл и потерялъ всякую способность говорить.
— Ступайте, говорю я вамъ, — продолжалъ приказчикъ, загибая руки подъ фалды фрака и раздвинувъ ноги на половик, — ступайте добромъ и не заставляйте прибгать къ насильственнымъ мрамъ, чтобы васъ выпроводили. Если бы, добрый мой капитанъ, былъ здсь м-ръ Домби, вы бы принуждены были выбраться отсюда позорнйшимъ образомъ. Я только говорю вамъ: ступайте!
Капитанъ, положивъ свою увсистую руку на грудь, смотрлъ на Каркера, на стны, на потолокъ и опять на Каркера, какъ будто не совсмъ ясно представлялъ, куда и въ какое общество занесла его судьба.
— Вы слишкомъ глубоки, добрый мой капитанъ Куттль, но помрять васъ, я думаю, все-таки можно хоть изъ удовольствія полюбоваться, что кроется на дн вашего глубокомыслія. Я таки, съ вашего позволенія, немножко поизмрялъ и васъ, добрый мой капитаиъ, и вашего отсутствующаго пріятеля. Что вы съ нимъ подлывали, а?
Опять капитанъ положилъ свою руку на грудь и, вздохнувъ изъ глубины души, едва могъ проговорить шепотомъ: "держись крпче!"
— Вы куете безстыдные заговоры, собираетесь на плутовскія совщанія, назначаете безсовстныя rendez-vous и принимаете въ своемъ вертеп простодушныхъ двушекъ, такъ ли капитанъ Куттль? Да посл этого надобно быть просто съ мднымъ лбомъ, чтобы осмлиться придти сюда! Ахъ вы заговорщики! прятальщики! бглецы! бездомники! Ступайте вонъ, еще разъ вамъ говорю, или васъ вытолкаютъ за шиворотъ!
— Дружище, — началъ капитанъ, задыхаясь и дрожащимъ голосомъ, — обо многомъ я хотлъ бы съ тобой переговорить, но въ эту минуту языкъ мой остается на привязи. Мой молодой другъ, Вальтеръ, потонулъ для меия только прошлою ночью, и я, какъ видишь, стою на экватор. Но ты и я еще живы, любезный мой благодтель, и авось корабли наши столкнутся когда-нибудь бортъ о бортъ.
— Не совтую теб этого желать, любезный мой другъ, — отвчалъ Каркеръ съ тою же саркастическою откровенностью, — наши встрчи для тебя не обойдутся даромъ, будь въ этомъ увренъ. Человкъ я не слишкомъ нравственный; но пока я живъ, и пока есть y меня уши и глаза, я никому въ свт не позволю издваться надъ домомъ или шутить надъ кмъ-нибудь изъ его членовъ. Помни это хорошенько, любезный другъ, и маршъ-маршъ на лво кругомъ.
Оглянувшись еще разъ вокругъ себя, капитанъ медленно вышелъ изъ дверей, оставивъ м-ра Каркера передъ каминомъ въ самомъ веселомъ и счастливомъ расположеніи духа, какъ будто душа его была столь же чиста, какъ его блестящее голландское блье.