Домби и сын

Первый стоитъ въ зеленомъ и лсистомъ предмстьи близъ Норвуда. Это — не чертогъ. Но безъ малйшей претензіи на огромность, домикъ расположенъ прекрасно и обстроенъ со вкусомъ. Уютная терраса, покрытая дерномъ, цвтникъ, группы деревъ, изъ которыхъ выдляются прелестныя формы ивы и ясеня, оранжерея, сельская веранда съ пахучими растеніями, обвившимися вокругъ столбиковъ, простая наружность дома, хорошо расположенныя пристройки, — все это въ миніатюрныхъ размрахъ, приспособленныхъ къ деревенскому хозяйству, но во всемъ изобиліе изящества и комфорта, котораго до стало бы и на дворецъ. Это сказано не безъ основанія. При вход въ домикъ васъ поражаютъ изысканность и роскошь, и вы удивляетесь богатйшему колориту, съ которымъ встрчается вашъ глазъ на каждомъ шагу. Мебель превосходно приспособлена къ устройству и объему маленькихъ комнатъ; затйливыя стекляныя двери и окна пропускаютъ свту ни больше ни меньше, какъ сколько нужно для освщенія предметовъ на полу и на стнахъ. Здсь — небольшая коллекція эстамповъ и картинъ; тамъ — въ красивыхъ углубленіяхъ отборныя книги, a тутъ — фантастическія шахматы, игральныя кости, триктракъ, карты, билліарды.

И между тмъ, среди этого комфорта вы какъ-то недовольны общимъ впечатлніемъ домика съ его фантастической обстановкой. Отчего же это? Неужели ковры и подушки уже черезчуръ мягки и безшумны, такъ-что кто садится въ нихъ, садится какъ-будто украдкой. Неужели эстампы и картины не напоминаютъ вамъ великихъ мыслей или подвиговъ и представляютъ только сладострастныя формы, затйливыя фигуры, и больше ничего? Неужели книги въ золотыхъ обрзахъ принадлежатъ по своимъ заглавіямъ къ одной и той же категоріи съ эстампами и картинами? Неужели полнота и общее довольство опровергаются здсь и тамъ аффектаціею скромности и униженія, столько же фальшиваго, какъ лицо слишкомъ врнаго портрета, висящаго на стн, или его оригинала, который подъ нимъ завтракаетъ въ своихъ спокойныхъ креслахъ? Неужели, наконецъ, хозяинъ домика, отдляя чрезъ ежедневное дыханье частицу самого себя, мало-по-малу сообщилъ всмъ этимъ предметамъ неопредленное выраженіе собственной личности?

Итакъ, м-ръ Каркеръ, главный приказчикъ, кушаетъ свой завтракъ. Красивый попугай въ блестящей клтк на стол рвется, клюетъ проволоку и, гуляя подъ куполомъ вверхъ ногами, трясетъ свой домикъ и кричитъ; но м-ръ Каркеръ, не обращая вниманія на птицу, пристально и съ улыбкой вглядывается въ картину на противоположной стн.

— Необыкновенное случайное сходство! — восклицаетъ м-ръ Каркеръ.

Чтоже это такое? Юнона? или просто какая-нибудь нимфа извстнаго сорта? Это фигура женщины, красавицы необыкновенной. Она немного отворотилась, но лицо ея обращено на зрителя, и она бросаетъ на него надменный взглядъ.

Удивительно похожа на Эдиь!

М-ръ Каркеръ улыбается и, продолжая смотрть на картину, длаетъ жестъ… угрозы? нтъ, однако, похожій на угрозу. Или этимъ выражалось сознаніе собственнаго торжества? нтъ, однако, почти такъ. Или онъ имлъ дерзость послать воздушный поцлуй? нтъ, a пожалуй, что и такъ. Сдлавъ этоть многозначительный жестъ, м-ръ Каркеръ продолжаетъ завтракъ и смотритъ на заморскую плнную птицу, которая теперь барахтается въ вызолоченной клтк около обруча, очень похожаго на обручальное кольцо, и безъ устали махаетъ крыльями для удовольствія своего хозяина.

Другой домъ находится на противоположной сторон Лондона подл большой Сверной дороги, нкогда дятельной и шумной, теперь заброшенной, пустой, и по которой тянутся только пшеходы за насущнымъ кускомъ хлба. Домикъ — бдный, тсный, скудно меблированный, но чистый и опрятный, даже съ претензіями на нкоторый комфортъ, обнаружившійся въ цвтахъ на окнахъ и разведенныхъ въ небольшомъ палисадник. Окружающая перспектива не иметъ опредленнаго характера и значенія. Лежитъ скромный домикъ не то, чтобы за городомъ, но и не то, чтобы въ город. Какъ могучій богатырь, собравшійся въ отдаленный путь, гигантскій городъ перешагнулъ черезъ это мсто и потащилъ впередъ свои кирпичныя и глиняныя ноги, но промежуточное пространство между этими ногами все еще остается блднымъ предмстьемъ, и здсь-то, между высокими трубами, изрыгающими день и ночь густые клубы дыму, уединенно расположенъ этотъ второй домикъ фасадомъ на поляну, гд растутъ крапива и полынь, и куда въ эту минуту въ сотый разъ ненарокомъ забрелъ птичій охотникъ, который даетъ себ клятву никогда больше не заглядывать въ это дикое захолустье.

Живетъ здсь особа, оставившая первый домъ изъ преданности къ несчастному брату. Тамъ была она единственнымъ ангеломъ, сообщавшимъ жизнь и движеніе роскошной вилл, и хотя м-ръ Каркеръ пересталъ ее любить посл того, что онъ назвалъ ея неблагодарностью, хотя, въ свою очередь, онъ оставилъ ее совершенно, однако же, воспоминаніе о ней еще не умерло даже въ его сердц и не изгладилось въ его дом; ея цвтникъ поддерживается въ прежнемь вид, какъ-будто вчера только оставленный заботливой хозяйкой, хотя м-ръ Каркеръ не заглядываетъ въ него никогда.