Домби и сын

— Отчего же вы перемнились ко мн, милая матушка? Вроятно, я что-нибудь сдлала: скажите, ради Бога, и я постараюсь загладить свою вину. Мн трудно сказать, съ какою скоростью я въ состояніи замтить каждую, даже малйшую перемну, потому-что я люблю вась отъ всего сердца.

— Такъ же, какь и я тебя, мой ангель, — отвчала Эдиь. — Ахъ, Флоренса, поврь мн, никогда я не любила тебя больше, чмъ теперь.

— Отчего же вы такъ часто удаляетесь отъ меня? И отчего иной разъ вы такъ странно смотрите на меня? Не правда ли, вы странно на меня смотрите?

Эдиь дала утвердительный отвтъ своими черными глазами.

— Скажите мн, отчего, и я употреблю вс средства, чтобы заслужить вашу благосклонность.

— Флоренса, — отвчала Эдиь, взявъ руку, обвивавшую ея шею, и бросая на нее такіе нжные, такіе любящіе взоры, что молодая двушка стала передъ нею на колни, — милая Флоренса, я не могу теб сказать, отчего. Не мн это говорить, и не теб слушать; но будь уврена, мой ангелъ, это должно быть такъ, a не иначе. Разв я поступала бы такъ, если бы это не было нужно?

— Неужели мы должны быть отчужденными, матушка? — спросила Флоренса, обративъ на нее испуганные глаза.

Въ безмолвныхъ глазахъ Эдии обозначился утвердительный отвтъ.

Флоренса смотрла на нее съ возрастающимъ изумленіемъ и страхомь до тхъ поръ, пока не могла больше ее видть сквозь слезы, побжавшія по ея лицу.

— Флоренса, жизнь моя! — восклицала Эдиь, — послушай меня. Я не могу больше смотрть на эту сцену. Успокойся, мой другь. Ты видишь, какъ я тверда и спокойна, a разв это ничего для меня?

При послднихъ словахъ грудь ея выпрямиласъ, глаза засверкали и голосъ сдлался твердымъ. Она продолжала:

— Не совсмъ отчужденными. Только отчасти, и притомъ лишь для виду, Флоренса, потому что въ душ я остаюсь такою же въ отношеніи къ теб, какъ прежде, какъ и всегда. Но то, что я длаю, сдлано не для меня.

— Неужели для меня, милая матушка?

— Довольно, — сказала Эдиь посл нкотораго размышленія, — довольно знать дло, какъ оно есть, и не спрашивать, почему оно такъ. Милая Флоренса, мы должны видться съ этой минуты какъ можно рже: это необходимо, это неизбжно, этого требуетъ роковая судьба. Искренность, утвердившаяся между нами, должна быть прекращена.

— Когда? — вскричала Флоренса, — о, милая матушка, когда?

— Теперь, — отвчала Эдиь?

— Неужели навсегда?

— Я не говорю этого. Я и сама не знаю. Наша дружба при лучшихъ обстоятельствахъ, могла бы сдлаться священнымъ союзомъ, благодтельнымъ для обихъ; но что выйдетъ изъ нея теперь, мн неизвстно. Я пришла сюда по такимъ дорогамъ, по которымъ никогда теперь не идти, но путь мой отсюда… я ничего не вижу… Богъ знаетъ…

Голосъ ея замеръ, и она взглянула на Флоренсу съ какимъ-то дикимъ испугомъ, который быстро перешелъ въ мрачную гордость, и вдругъ вс черты ея лица выразили гнвъ, неукротимый гнвъ, готовый разразиться при первой вспышк. И между тмъ какъ эти чувства смнялись съ неуловимою быстротой, подобно струнамъ на дикой арф, общее выраженіе гнва оставалось господствующимъ, и ничего похожаго на нжность не обрисовывалось ея позой. Она не опустила своей головы, не заплакала и не сказала, что вся ея надежда только на Флоренсу. Напротивъ, она держала голову вверхъ, готовая стать передъ нимъ лицомъ къ лицу, чтобы иоразить его смертью, Да и она бы поразила, если бы въ ея глазахъ заключалась чарующая сила.

— Матушка, — сказала Флоренса, проникнутая ужаснымъ безпокойствомъ, — есть въ васъ какая-то перемна, страшная перемна, которая сильно тревожитъ меня. Позвольте мн остаться съ вами.

— Нтъ, мой другъ, мн гораздо лучше одной, и всего мене я могу остаться съ тобою. Не спрашивай меня, но поврь, что вс эти капризы зависятъ не отъ собственной моей воли. Поврь, что въ душ я нисколько не перемнилась, хотя, быть можетъ, намъ слдуетъ казаться впредь еще больше отчужденными другъ отъ друга. Прости мн, если своимъ присутствіемъ я еще больше омрачила вашъ мрачный домъ… я здсь лишняя тнь… мн это извстно… не станемъ больше говорить объ этомъ.

— По крайней мр мы не разстанемся, матушка? — рыдала Флоренса.

— Мы для того и длаемъ это, чтобы не разстаться, — отвчала Эдиь, — не спрашивай больше. Ступай, Флоренса! Моя любовь и мое угрызеніе послдуютъ за тобой!

Он поцловались и простились. Когда Флоренса выходила изъ комнаты, Эдиь воображала, что въ лиц этой невинной двушки ее покидаетъ добрый ангелъ, услаждавшій горькія минуіы ея жизни, и вотъ теперь она опять оставлена на произволъ страстей, заклеймившихъ своею печатью ея гордое чело.