Домби и сын

— A разв ты надешься запугать меня, когда говоришь объ уединеніи этого мста? Думаешь ли отвратить меня отъ моихъ намреній, припоминая, что никто здсь меня не услышитъ, меня, которая нарочно пріхала сюда, чтобы стать съ тобой лицомъ къ лицу? Отважилась ли бы я на этотъ поступокъ, если бы въ моемъ сердц существовала боязнь? Нтъ, робость не заставила бы меня явиться на этомъ мст и въ этотъ часъ, чтобы высказать теб все, что y меня на ум!

— A что такое y васъ на ум, прекрасная упрямица? Право, mon amour, въ этомъ положеніи вы прекрасне всхъ женщинъ на свт. Говорите: я слушаю.

— Я ничего не скажу, — возразила она, — до тхъ поръ, пока ты не сядешь на стулъ… не то… не подходи ко мн! Ни шагу больше! не то я убью тебя!

— Разв вы принимаете меня за своего супруга? — возразилъ м-ръ Каркеръ, стараясь, но весьма неудачно, улыбнуться.

Не удостаивая его отвтомъ, она протянула руку, указывая ему на стулъ. Онъ закусилъ губы, нахмурился, засмялся и слъ съ пораженнымъ, нершительнымъ, нетерпливымъ видомъ, котораго онъ не могъ побдить.

Она бросила ножикъ на столъ и, приложивъ руку къ своей груди, говорила:

— Лежитъ здсь вещь, увряю тебя, не похожая на любовный медальонъ, и если разъ ты осмлишься осквернить меня своимъ прикосновеніемъ, я испробую ее на теб какъ на пресмыкающейся гадин, которую ничего не стоитъ раздавить. Замть это хорошенько!

Онъ попробовалъ улыбнуться и попросилъ ее шутливымъ тономъ скорй окончить эту комедію, такъ какъ ужинъ простываетъ. Но тайный взглядъ, брошенный на нее, былъ очень угрюмъ и неспокоенъ; его нога сдлала нетерпливое движеніе.

— Сколько разъ, — говорила Эдиь, склоняя на него свой мрачный взоръ, — твое безстыдное плутовство подвергало меня оскорбленіямъ и обидамъ? сколько разъ твои обидные слова и взгляды издвались надо мной, какъ надъ невстой и несчастной женой? сколько разъ ты обнажалъ и растравлялъ рану моей любви къ этой невинной и беззащитной двушк? Ты съ неумолимой злостью раздувалъ пламя, которое меня пожирало, кололъ и жалилъ меня со всхъ сторонъ и возбудилъ въ этой груди отчаянное мщенье, которое, быть можетъ, никогда бы не горло съ такою яростью.

— Вы вели аккуратный счетъ всмъ этимъ матеріямъ, надо отдать вамъ справедливость. Ну, сударыня, продолжайте. Впередъ, прекрасная Эдиь! Для вашего супруга это хоть куда… бдный Домби…

— Ты былъ его совтникомъ, льстецомъ и другомъ, и этого слишкомъ довольно, чтобы презирать васъ обоихъ, хотя бы вс другія причины роковой ненависти разлетлись въ дребезги! — сказала Эдиь съ такимъ гордымъ презрніемъ, отъ котораго онъ невольно затрепеталъ.

— Такъ неужели только для этого вы убжали со мной? — спросилъ м-ръ Каркеръ, длая судорожное движеніе.

— Да, и это послдній разъ мы стоимъ здсь другъ передъ другомъ, лицомъ къ лицу. Злодй! Мы въ полночь встртились и въ полночь разстанемся. Ни одной минуты не остаюсь я посл того, какъ выговорю свое послднее слово.

Онъ схватился рукою за столъ и бросилъ на нее свой безобразнйшій взглядъ, но не тронулся съ мста и не произнесъ никакой угрозы.

— Я женщина, закаленная въ униженіи и безславіи съ первыхъ лтъ моего несчастнаго дтства, — продолжала Эдиь, выступая впередъ съ своими сверкающими глазами. — Меня выставляли на показъ и отвергали, навязывали встрчнымъ покупщикамъ, продавали и оцнивали до тхъ поръ, пока душа зачахла отъ стыда и заклеймилась позоромъ. Не было во мн природной граціи или пріобртеннаго таланта, которые бы служили для меня утшеніемъ и отрадой: ихъ разбрасывали и вывшивали всюду, чтобы надбавить мн цну, точь-въ-точь, какъ длаетъ съ своимъ товаромъ какой-нибудь площадной крикунъ. Мои бдные, гордые пріятели любовались мною и одобряли эти сцены, и всякая связь между нами замерла въ моей груди. Нтъ изъ нихъ ни одного, который бы въ моихъ глазахъ стоилъ больше комнатной собаки. Я стояла одна во всемъ свт и отлично понимала, какъ пустъ для меня этотъ міръ, и какъ, въ свою очередь, я пуста для него. Вы это знаете, сэръ, и понимаете, что мн нечего было гордиться этой славой.

— Да, я воображалъ это, — замтилъ м-ръ Каркеръ.

— И разсчитывали на это, — прибавила она, — и преслдовали меня. Хладнокровная ко всему на свт и проникнутая совершеннымъ презрніемъ къ безжалостнымъ орудіямъ, истребившимъ во мн человческія чувства, я не могла не знать, что супружеская связь, какая бы ни была, прекратитъ, по крайней мр, этотъ постыдный торгъ, доступный для всякаго втрогона, который нагло позволялъ себ браковать и безславить выставленную жертву. Вотъ почему, въ свою очередь, я сама согласилась на низкій торгъ, какъ презрнная женщина съ веревкою на ше, которую пьяный мужъ продаетъ на какой-нибудь торговой площади среди благо дня. Вы это знаете.

— Да, — сказалъ Каркеръ, выставляя вс свои зубы, — я это знаю.