Домби и сын

Онъ легъ въ постель, почти безъ всякой надежды на сонъ, и насторожилъ свои уши. Заслышавъ черезъ нсколько минутъ колебаніе земли и дрожь своей спальни, онъ вскочилъ съ быстротою кошки, подбжалъ къ окну и принялся наблюдать, съ напряженнымь любопытствомъ, страшнаго гиганта съ багровыми глазами и открытой пастью, изъ которой съ шумомъ, трескомъ, грохотомъ и ревомъ извергались пылающіе угли, дымъ и пепелъ, разсыпаемый по ровной и гладкой стез на далекое пространство. Потомъ, протирая глаза, онъ смотрлъ впередъ на дорогу, по которой думалъ хать на солнечномъ восход, такъ какъ здсь уже нельзя было разсчитывать на отдыхъ; затмъ онъ ложился опять, какъ будто для того, чтобы ясне слышать умственнымъ ухомъ однообразный звонъ колоколовъ, безконечный стукъ колесъ и конскаго топота, впредь до прибытія на мсто новаго гиганта, который расшевелитъ и растревожитъ его вещественное ухо. Такъ продолжалось во всю ночь. Вмсто успокоенія и власти надъ собой, онъ утратилъ, казалось, и послднюю надежду обуздать встревоженныя чувства. Съ наступленіемъ разсвта онъ почувствовалъ невыносимую пытку разгоряченной мысли: прошедшее, настоящее и будущее волновались передъ нимъ въ смутныхъ образахъ, лишенныхъ всякой связи, и онъ потерялъ всякую возможность останавливать на нихъ свой взоръ.

— Въ которомъ часу приходитъ паровозъ? — спросилъ м-ръ Каркеръ слугу, который на разсвт пришелъ въ его комнату со свчею въ рукахъ.

— Въ четверть пятаго, сэръ. Ровно въ четыре приходитъ, сударь, экстренная машина, но она здсь не останавливается никогда. Летитъ напроломъ, сэръ.

Каркеръ приставилъ руку къ своей пылающей голов и взглянулъ на свои часы. Было около половины четвертаго.

— Кажись, сэръ, никто съ вами не подетъ, — замтилъ слуга. — Есть тутъ два джентльмена, но они дожидаются лондонскаго позда.

— Вы, помнится, говорили, что y васъ никого не было, — сказалъ Каркеръ съ призракомъ своей старинной улыбки, назначавшейся для выраженія его подозрній.

— Это вчера, сэръ. Два джентльмена прибыли ночью съ малымъ поздомъ, который останавливается здсь. Угодно теплой воды, сэръ?

— Нтъ. Унесите назадъ свчу. Свтло и безъ огня.

Едва ушелъ лакей, онъ вскочилъ съ постели и подошелъ къ окну. Холодный утренній свтъ заступалъ мсто ночи, и небо покрывалось уже багровымъ заревомъ передъ солнечнымъ восходомъ. Онъ умылъ холодною водой свою голову и лицо, одлся на скорую руку, спустился внизъ, расплатился и вышелъ изъ трактира…

Утренній воздухъ повялъ на него прохладой, которая, какъ и вода, не имла для него освжительнаго свойства. Онъ вздохнулъ. Бросивъ взглядъ на мсто, гд онъ гулялъ прошлую ночь, и на сигнальные фонари, безполезно теперь бросавшіе слабый отблескъ, онъ поворотилъ туда, гд восходило солнце, величественное въ своей утренней слав.

Картина прекрасная, великолпная, божественно-торжественная! Когда м-ръ Каркеръ смотрлъ своими усталыми глазами, гд и какъ въ безпредльномъ океан всплывало спокойное свтило, которое отъ начала міра съ одинаковымъ привтомъ бросаетъ свои лучи на добродтель и порокъ, красоту и безобразіе, — кто скажетъ, что въ его, даже въ его гршной душ не родилась мысль о другой надзвздной жизни, гд всемогущая рука положитъ несокрушимыя преграды распространенію зла? Если онъ вспоминалъ когда-нибудь о сестр и брат съ чувствомъ нжности или угрызенія, кто скажеть, что это не было въ такую торжественную минуту?

Но теперь онъ не имлъ нужды въ братьяхъ и сестрахъ. Рука смерти висла надъ нимъ. Она вычеркнула его изъ списка живыхъ созданій, и онь стоитъ на краю могилы.

Онъ заплатилъ деньги за поздку въ то село, о которомъ думалъ, и до прізда машины гулялъ покамстъ одинъ около рельсовъ, углубляясь по долин и переходя чрезъ темный мостъ, какъ вдрутъ при поворот назадъ, недалеко отъ гостиницы онъ увидлъ того самаго человка, отъ котораго бжалъ. М-ръ Домби выходилъ изъ двери, черезъ которую только что онь вышелъ самъ. И глаза ихъ встртились.

Въ сильномъ изумленіи онъ пошатнулся и отпрянулъ на дорогу. Спутываясь больше и больше, онъ отступилъ назадъ нсколько шаговъ, чтобы оградить себя большимъ пространствомъ, и смотрлъ во вс глаза на своего преслдователя, насилу переводя ускоренное дыханіе.

Онъ услышалъ свистокъ, другой, третій, увидлъ, что на лиц его врага чувство злобной мести смнилось какимъ-то болзненнымъ страхомъ, почувствовалъ дрожь земли, узналъ, въ чемъ дло, испустилъ пронзительный крикъ, наткнулся на багровые глаза, потускнвшіе отъ солнечнаго свта, — и огненный гигантъ сбилъ его съ ногъ, растиснулъ, засадилъ въ зазубренную мельницу, разорвалъ его члены, обдалъ кипяткомъ, исковеркалъ, измололъ и съ презрніемъ выбросилъ на воздухъ изуродованныя кости.

Оправившись отъ изумленія, близкаго къ обмороку, путешественникъ, узнанный такимъ образомъ, увидлъ, какъ четверо убирали съ дороги что-то тяжелое и мертвенное, какъ они положили на доску этотъ грузъ, и какъ другіе люди отгоняли собакъ, которыя что-то обнюхивали на дорог и лизали какую-то кровь, подернутую пепломъ.

Глава LVI

Радость за радостью и досада Лапчатаго Гуся