Доминион

У него оставалось несколько минут, и он включил телевизор – послушать новости. Про евреев с воскресенья не сообщали ничего. Показывали репортаж с русского фронта: английский репортер вел трансляцию с базы «Фау-3» где-то в Северном Поволжье. Невдалеке на заднем фоне виднелась пусковая установка с огромной ракетой. Пошел обратный отсчет на немецком, затем «Фау-3», изрыгая из-под хвоста языки пламени, с низким протяжным ревом устремилась в небо. Камера следовала за ракетой, пока та не превратилась в точку и не исчезла. «Эта ракета направляется к одному из русских городов в Западной Сибири, – заговорил репортер. – При виде такого зрелища любой задастся вопросом: неужели есть нация, пусть даже такая упрямая и фанатичная, как русские, способная сопротивляться этим постоянным атакам?»

Гюнтер поморщился. Он знал, что, какой бы серьезный ущерб ни причинила ракета какому-либо сибирскому городу, военная промышленность русских рассредоточена по десяткам мест в необъятных сибирских лесах, и многие из них вообще находятся вне радиуса поражения «Фау-3». Он подошел к окну и выглянул. За ночь туман рассеялся. На противоположной стороне улицы располагался газетный киоск. У его двери виднелась сделанная из дерева фигура мальчишки-нищего, больного полиомиелитом: обе ноги в шинах, на нарисованном краской лице печальное выражение. В руках табличка с надписью «Подайте, пожалуйста». В голове прорезь для пожертвований. Гюнтеру доводилось видеть, как жертвы полиомиелита бредут, преодолевая страдания, по улицам Лондона. Куда гуманнее, подумалось ему, прекратить страдания этих детей при помощи одного быстрого и безболезненного укола.

В Сенат-хаусе он направился в кабинет и застал там Гесслера. Штандартенфюрер выглядел сердитым, на щеках выступили красные пятна. Он зыркнул на Гюнтера, потом бросил резко:

– Этот псих Манкастер вчера вечером пытался повеситься.

– С какой стати ему убивать себя? Мне казалось, все время пребывания в клинике он вел себя очень тихо. Может, из-за нашего приезда? Или из-за тех, других визитеров?

– Кто способен объяснить поступки сумасшедшего? – Брови Гесслера сошлись на переносице в гримасе гнева. – Само собой разумеется, теперь он отказывается говорить. Наотрез. Не желает даже назвать фамилии посетителей. Но я их скоро из него вытащу. Вот только есть проблема с доктором Уилсоном. Он становится несговорчивым. Наши друзья из Министерства внутренних дел обратились к нему с просьбой передать нам Манкастера, но доктор не соглашается: говорит, что не вправе передавать больного в таком состоянии для допроса. Если с ним необходимо побеседовать, это должно проходить в присутствии работников клиники.

Гюнтер нахмурился:

– Почему он так себя ведет?

– Британское упрямство и самонадеянность, полагаю.

– Да. Время от времени они еще дают о себе знать.

– Беда в том, что Уилсон обратился к своему кузену, который работает у заместителя министра здравоохранения. Уилсон вчера разговаривал с ним и заручился его поддержкой.

– Мне казалось, что в Министерстве здравоохранения взяли верх сторонники евгеники. Разве Мэри Стоупс не призывает к стерилизации сумасшедших?

– Да, и возглавляет министерство герцог Вестминстерский. Бивербрук назначил его с целью показать, что социальные различия не играют роли для этого правительства. Герцог – один из наших, но он глуп и стар. А министерство еще кишит субъектами довоенного образца, сторонниками принципа «не навреди». Берлин работает над этим, но мне посоветовали действовать осторожно. Это может занять несколько дней. Если из-за нас в Уайтхолле разгорится подковерная борьба между ведомством Мосли и Министерством здравоохранения, британское правительство задастся вопросом, зачем нам понадобился Манкастер.

– А время – как раз то, чего у нас нет.

Гесслер в сердцах громыхнул кулаком по столу, от чего ручки и чернильница подпрыгнули. Гюнтер отметил, что бумаги на столе громоздятся теперь неаккуратным ворохом. Гесслер теряет над собой контроль.

– Мне это известно, черт побери! Но наверху и слушать не хотят! И не желают мне сказать, почему Манкастер так важен, какой чертов секрет он хранит. Неужели я не заслужил доверия за все эти годы?

Штандартенфюрер посмотрел на Гюнтера так, словно во всем виноват был он. Гюнтер пытался понять, вызвана ли эта вспышка заминками в деле, вызывающими неудовольствие начальства, или эсэсовец обеспокоен новостями из Германии, о которых говорил вчера. Наконец Гесслер откинулся в кресле и постарался овладеть собой. Он раздраженно махнул рукой:

– Нам надо делать свою работу как можно лучше, вот и все.

– Удалось что-нибудь узнать о других посетителях Манкастера?

– У нас есть их описание и данные, но имена фальшивые. Санитар, провожавший их к Манкастеру, говорит, что они назвали все те же выдуманные фамилии. Он просто отвел их к пациенту и оставил. Уилсону он якобы сказал, что «людям такого положения задавать вопросы не станешь». Охранник подтвердил, что у визитеров был выговор, который он обозначил как «аристократский».