Доминион

Гюнтер подвел его к камере Сары и отвел в сторону крышку потайного глазка в металлической двери. Гесслер наклонился и посмотрел, потом выпрямился.

– Вы уже начали ее допрашивать?

– В машине она не хотела ничего говорить, заявила, что требует адвоката. – Гесслер хохотнул. Гюнтер улыбнулся, потом продолжил: – Я решил оставить ее на несколько минут, пусть осознает реальность.

– Просто сидит и смотрит в никуда. – Гесслер задумался. – Знаете, сегодня вечером здесь будет доктор Цандер. Можете показать ей кое-что из его работы. Это быстро развяжет ей язык.

– При всем уважении, герр штандартенфюрер, я бы для начала попробовал немного поиграть в «вопрос-ответ». Мне не составит труда понять, проходила ли она подготовку для участия в допросе. Если нет, значит она не работает вместе с мужем. А если да…

– Мы сразу передадим ее Цандеру. – Гесслер постучал пальцем по наручным часам. – Времени мало.

– Допрос – это искусство, – заявил Гюнтер.

– А еще наука, – буркнул Гесслер. – Отрасль медицины.

Гюнтер знал, что пытки иногда необходимы, видел, как их применяют в учебных фильмах и на допросах, но никогда не получал от них удовольствия. В будущем, когда враги Германии будут разгромлены, необходимость в пытках отпадет, но до этого дня, как он понимал, еще далеко.

Гесслер передал ему тонкую папку:

– Вот все, что нам удалось нарыть на нее. Не густо. По большей части взято из досье, заведенного особой службой на ее отца. До войны был активным пацифистом, одним из тех, кому мы не по душе. Эта женщина и ее сестра тоже примыкали к пацифистам. Но после сорокового года – никаких данных о политической активности. Муж ее сестры имеет связи в БСФ.

Пока Гюнтер бегло просматривал документы, Гесслер продолжил:

– Один из служащих Министерства по делам колоний этим вечером тоже самовольно ушел с рабочего места. Джеффри Дракс. Совершенно ясно, что он был вторым посетителем квартиры Манкастера. Создается ощущение, что мы обнаружили шпионское гнездо в правительстве. Особая служба с удовольствием подключится. Но мы до сих пор не смогли взять никого, кроме этой женщины.

Гюнтер побарабанил пальцами по папке:

– Кто предупредил Фицджеральда, пока мы были в Министерстве доминионов? Мне бы хотелось доставить сюда еще ту, другую женщину, Кэрол Беннет.

– Позже, – отрезал Гесслер и указал на дверь камеры. – Сначала разговорите эту, Гот.

– Кто-нибудь наблюдает за домом Фицджеральдов?

– Да. Из машины, стоящей немного дальше по дороге. Наши люди. Днем это будет затруднительно – люди, сидящие в машине на пригородной улице, привлекают внимание. Тюлевые занавески начинают шевелиться.

Гюнтер кивнул. Ему следовало об этом подумать.

Гюнтер вернулся в пустую камеру без окон. Женщина сидела на стуле. Она не сняла пальто, хотя было жарко, и смотрела на него с прежней смесью страха и вызова. Лицо правильное: вероятно, когда-то она была красивой, но возраст уже начал сказываться. Она больше не дрожала, сумев загнать страх вглубь. Гюнтер положил папку на стол, сел напротив Сары и улыбнулся:

– Я еще не представится. Моя фамилия Гот. Я из немецкой тайной полиции. Я не солдат, всего лишь сыщик.

– Гестапо, – промолвила она с полным отчаянием в голосе.

Гюнтер наклонил голову:

– В широком понимании этого слова.

– Я хочу поговорить с адвокатом.

Гюнтер покачал головой:

– У вас нет такого права. – Затем он продолжил более мягким тоном: – Понимаете, вы в сейчас в посольстве, а значит, на германской территории. Я хочу задать вам несколько вопросов. Только и всего – несколько вопросов. Итак: вас зовут Сара Фицджеральд, так?

Она молча смотрела на него.

– Ну же! – Гюнтер рассмеялся. – Если вы ответите на этот вопрос, никакого вреда не будет.

– Да, – сказала Сара после некоторых колебаний.

Гюнтер предположил, что ей ничего не известно о технике допросов, иначе он не вырвал бы у нее ответ с такой легкостью.

– Вот и хорошо, – сказал он. – И вы родились семнадцатого мая тысяча девятьсот восемнадцатого года.

Женщина уставилась на него. Он снова улыбнулся:

– Это указано в вашем удостоверении личности. Помните, у вас дома мы забрали вашу сумочку и попросили вывернуть карманы? Прошу прощения, что напугали вас тогда. Но зажигать свет было нельзя.

– Вы хотели, чтобы я сама пришла к вам в руки. Так и случилось.

– Да.

Сара воззрилась на него. Теперь, помимо гнева и страха, на ее лице читалась неуверенность – она явно не ожидала, что с ней станут обращаться так мягко. Гюнтер похлопал по папке:

– Как понимаю, в тридцатые ваш отец был пацифистом. А также вы и ваша сестра. Знаете, я был бы не прочь, если бы вы тогда победили. Не было бы войны тридцать девятого – сорокового годов.

– Как вы все это узнали?

– В Министерстве внутренних дел хранятся сведения о людях, участвовавших в политике до войны. – Он сказал это так, будто извинялся. – Но, судя по донесениям, ваша семья, кажется, вполне приняла сложившийся после сорокового года статус-кво. Ваша сестра – уж точно. А после сорок первого года – и отец.

– Получается, у правительства есть досье на многие тысячи людей, – проговорила она тихо, словно обращалась сама к себе.

Гюнтер развел руками: