Доминион. История об одной революционной идее, полностью изменившей западное мировоззрение

А ведь всё могло быть совсем иначе, если бы только сама империя была христианской! Такое преображение казалось, конечно, маловероятным, если вообще возможным – и всё же даже сам Ориген рассуждал о нём за несколько лет до ареста. «Если бы, – утверждал он, – все римляне уверовали, они с помощью молитв побеждали бы врагов; а вернее, вовсе бы врагов не имели, находясь под защитой Божьей силы» [303]

.

И всё-таки вера в то, что когда-нибудь и цезарь придёт ко Христу, была не чем иным, как верой в настоящее чудо.

Сохраняя веру

Летом 313 г. тучи сгустились над Карфагеном. Когда-то этот древний город соперничал с Римом за власть над Западным Средиземноморьем, но был стёрт с лица земли легионами, а позже – так же, как в своё время Коринф – восстановлен в качестве римской колонии. Так Карфаген, выгодно расположенный на морском побережье прямо напротив Сицилии, стал столицей римской Африки. Постепенно он превратился в один из главных центров христианства наряду с Римом и Александрией. Росту общины верующих способствовали страдания множества мучеников; ибо, как выразился один карфагенский христианин, «кровь христиан есть семя» [304]

. Церковь Африки с давних пор чтила шрамы, оставленные гонениями. Смертный приговор, вынесенный в 258 г. прославленному карфагенскому епископу Киприану, утвердил её в вере, которая с той поры стала на этой земле воинствующей. Чистота – всё; ни на какие компромиссы с мировым злом идти нельзя; вера человека ничего не стоит, если он не готов за неё умереть. Поэтому, когда в 303 г. императорским эдиктом христианам было под страхом смерти приказано сдать властям свои священные книги, именно Африка стала главным центром сопротивления. Власти провинции, твёрдо решившие сломить сопротивление Церкви, добавили к требованиям эдикта предписание всем жителям принести жертву богам. Упорствовавших христиан хватали и в цепях доставляли в Карфаген. Последовали массовые казни. Гонения продолжались два года, затем наконец утихли; за это время убеждённость христиан Африки в том, что Бог требует чистоты веры, абсолютной и незапятнанной, лишь окрепла, подпитанная новой кровью мучеников. Спустя десять лет после самых жестоких гонений, когда-либо обрушивавшихся на карфагенскую церковь, обстановка в городе сложилась исключительно напряжённая. Смерть карфагенского епископа Майорина послужила своего рода громоотводом: на смену многочисленным разногласиям пришёл один, самый важный спор. Какой путь следовало избрать христианам, пережившим сосредоточенную атаку на Церковь Африки, чтобы защитить святость своей веры?

В начале IV в. от Рождества Христова от ответа на этот вопрос зависела уже не только судьба самой Церкви. Постепенно епископы крупных городов империи становились публичными фигурами. Во время гонений именно они становились мишенями для ударов властей, но порой кто-то из них удостаивался благосклонности императоров. В 260 г., всего через десять лет после того, как был арестован и подвергнут пыткам Ориген, власть в империи в очередной раз сменилась, и христианские церкви были удостоены важнейшей привилегии: они получили право владения собственностью. Епископский сан, влияние которого прежде было связано с контролем над назначением людей на церковные должности, приобрёл ещё больший вес. Должность епископа была выборной; но это лишь укрепляло её авторитет, помогая епископам добиться более широкой поддержки. Власть пастырей над разраставшимися стадами не могла не вызывать у представителей римских властей определённого уважения. И чудовищные гонения 303 г. не нанесли этой власти никакого ущерба. Скорее, напротив, неудача, постигшая предпринятую провинциальными чиновниками попытку раз и навсегда уничтожить Церковь, повысила престиж тех, кто им противостоял.

Новый епископ, избранный летом 313 г. на место покойного Майорина, по меркам римских элит казался фигурой довольно непримечательной. Донат происходил из городка Казы Нигры, находившегося южнее Карфагена, на границе пустыни, где повсюду была «лишь иссушённая почва, обильная ядом змеиным» [305]. Этот суровый, грубоватый провинциал с презрением взирал на всё, что говорило о высоком положении человека в обществе, – и именно поэтому мог претендовать в Карфагене на авторитет, не имевший ничего общего с родовитостью и богатством. Наделённый властью, он представлял опасность для многих, и многие его боялись.