Доминион. История об одной революционной идее, полностью изменившей западное мировоззрение

Епископам пришлось потрудиться, чтобы приспособиться к новому положению дел, установившемуся после победы Константина в битве у Мульвийского моста; но с не меньшими трудностями столкнулся и сам император. Он как мог старался понять, что значит быть верным слугой Христа, и осознал, что предстоит научиться очень многому – причём чем быстрее, тем лучше. Конфликт с Донатом открыл ему глаза на важную особенность Церкви: это была организация, над которой у него, правителя всего мира, формально не было никакой власти. В отличие от жрецов, с древних времён исполнявших роль посредников между Римом и небесами, епископы не придавали такого значения ритуалам, которыми он мог бы руководить как преемник Августа. Вместо этого, к вящему негодованию Константина, они вели ожесточённые споры по вопросам, которые лучше было бы оставить философам. В 324 г., когда императору донесли, с каким энтузиазмом богословы Александрии спорят о природе Христа, он уже не скрывал недовольства: «А что касается до вопросов маловажных, рассмотрение которых приводит вас не к одинаковому мнению, то эти несогласные мнения должны оставаться в вашем уме и храниться в тайнике души» [312]

. Но постепенно до Константина начало доходить, что наивны не спорщики, а его собственные претензии. Вопросы о том, кем на самом деле был Христос, как мог он быть одновременно человеком и Богом и что в точности представляла собой Святая Троица, нельзя было назвать праздными. Можно ли было должным образом почитать Бога и добиться его благосклонности по отношению к Римской империи, если даже природа Его оставалась неясной? Предшественники Константина, пытавшиеся задобрить высшие силы, воздавая им почести и совершая жертвоприношения по заветам древних, не понимали, увы, что на самом деле требуется от императора. «…важнее, что́ ты почитаешь, а не каким образом почитаешь…» 

[313]

Константин наконец понял, что суть истинной религии – не ритуалы, не алтари, окроплённые кровью, не дымящиеся благовония, а правильная вера.