Доминион. История об одной революционной идее, полностью изменившей западное мировоззрение

О том, что дало христианство детям, которых прежде вышвыривали из родного дома, как мусор, ярче всего свидетельствует жизнь сестры Василия и Григория – Макрины. Она была старшей из девяти детей и во многом оказалась самой влиятельной. Ведь именно она побудила одного из братьев оставить юриспруденцию и всецело посвятить жизнь Христу; именно она стала для другого, Григория, главным учителем. Её отличали эрудиция, харизма и особо строгий аскетизм; она отвергала мирские удовольствия столь решительно, что поражались даже её современники. И всё же она не забыла о мире совсем. Когда Каппадокию поразил голод, когда плоть, по выражению Василия, прилегала к костям бедных, «как паутина» [328], Макрина направилась в места, предназначенные для отбросов. Спасённых ею девочек она взяла к себе домой и вырастила как своих дочерей. Возможно, Макрина первой пришла к этому убеждению, а Григорий у неё научился, или, наоборот, первым был Григорий, а Макрина с ним согласилась, но оба верили: даже в самом беззащитном новорождённом ребёнке можно узреть отсвет божественного. Возможно, неслучайно именно в Каппадокии, в области, где обычай бросать детей на произвол судьбы принимал исключительные даже для тех времён формы, людям, если верить свидетельствам, впервые стала являться в видениях Богородица (по-гречески – Theotokos). Она на себе испытала, что значит – родить ребёнка, будучи бедной, бездомной, напуганной; об этом говорится в Евангелиях от Матфея и от Луки. Перепись, устроенная римлянами, вынудила её отправиться из родной Галилеи в Вифлеем. Христос родился в хлеву и был положен в кормушку для скота. Макрина брала на руки крохотного голодающего ребёнка и знала: она делает Божье дело.

И всё же Григорий, после смерти сестры написавший похвальное слово о её жизни, сравнивал её не с Марией. Рождённая в богатой семье, она каждую ночь спала на досках, словно на кресте; и на смертном одре она молилась Богу и просила Его принять её в Царствие Небесное, «потому что и я сраспинаюсь Тебе» [329]. Не брата, прославленного епископа и основателя Василиады, сравнивал Григорий с Христом, а сестру. В мире, где прокажённые могли рассчитывать на достойное обращение, а от богатых можно было требовать полной отмены рабства, казался возможным и этот отказ от традиционного порядка вещей. Иерархии этого мира, прочные, древние, покоящиеся на глубочайших основаниях, нельзя было разрушить так легко, как хотелось бы Григорию; и всё же его речи наполнены искренним предчувствием перемен, которые произойдут в далёком будущем. Вера, воспринятая римскими правящими элитами, делала неизбежным многое из того, что они едва ли могли бы осознать. «Что ты отнял у своего чрева, предложи алчущему» [330]

. С призывом Григория, который в прежние времена сочли бы просто безумием, богатым всё чаще приходилось вступать в настоящее противостояние.

Заботиться и делиться

В 397 г. в деревне рядом с рекой Луарой две враждующие группировки встретились рядом с постройкой из голого камня, в которой лежал умирающий старик. После полудня он скончался; и тут же разгорелся жаркий спор о том, кому достанется его тело. Одна группировка прибыла из Пуатье, другая – из Тура; представители обеих доказывали, что именно у их города на него больше прав. Солнце закатилось, а спор не утихал. Люди из Пуатье договорились между собой, что унесут тело к себе, как только рассветёт, и принялись его караулить, но один за другим все заснули. Люди из Тура воспользовались моментом и пробрались внутрь здания. Они подняли тело из праха, в котором оно лежало, вытащили его наружу через окно и повезли прочь вверх по реке. В Туре их встречали ликующие толпы. Старика похоронили перед стенами города. Экспедиция завершилась успехом.

Истории, подобные этой, люди, гордившиеся могуществом покойников, похороненных в их городах, рассказывали с древних времён [331]

. В Греции верили, что кости колоссальных размеров – это останки героев, и считали их ценными трофеями. Порой при помощи резца из горных пород извлекались целые скелеты. Популярностью пользовались и древние могилы. Курганы, воздвигнутые некогда над прахом павших исполинов, тысячелетиями привлекали паломников. Юлиан, ещё до того, как он стал императором и открыто объявил о своей приверженности древним верованиям, не упустил возможности посетить древнюю Трою. Показать ему могилы гомеровских героев и воздвигнутые в их честь храмы вызвался местный епископ. Заметив удивление Юлиана, епископ пожал плечами. «Разве нелепо, – отвечал он, – служить благому мужу, своему соотечественнику, так же, как служим мы мученикам?» [332] Чувство гордости за воинственных предков укоренилось в сознании людей исключительно глубоко.